Барбара Картленд - Ах, Париж!
— Пойдемте танцевать, мисс Уидон, — предложил Берти, и Гардения обрадовалась возможности избавиться от графа.
Берти закружил ее в танце. Он танцевал лучше своего кузена, однако у Гардении не возникало желания, чтобы их танец длился до бесконечности, как это было с лордом Харткортом. Все потому, что они с лордом Харткортом двигались медленнее, думала девушка, он хотел убедить ее, что она неплохо танцует и вполне способна двигаться в такт музыке.
— Послушайте, это замечательно! — шептал ей Берти. — Я так страстно желал заполучить вас. Что вы скажете на то, чтобы через часик незаметно улизнуть и отправиться к «Максиму»? Я привезу вас назад до того, как ваша тетушка заметит ваше отсутствие.
— Но я не могу так поступить, — возразила Гардения, удивленная его настойчивостью.
— Почему? — спросил он. — Ну, знаете, ваша тетушка слишком строга. Я не так богат и знаменит, как мой кузен, но я буду заботиться о вас и создам вам хорошие условия, обещаю.
— Лорд Харткорт говорил мне, что вы собирались показать мне Париж, — тихо проговорила Гардения.
— Ну, и что вы об этом скажете? — встрепенулся Бертрам.
— Не думаю, что тетя Лили разрешит, — ответила она.
— Право же! — взорвался молодой человек. — Хватит повторять одно и то же. Чего вы ждете? Какого-нибудь великого князя?
— Я никого не жду, — ответила Гардения.
— Тогда давайте немного развлечемся, — продолжал уговаривать ее Берти. — Пошли. Мы сбежим сейчас. Возьмите свою накидку — нет, не надо, ночь теплая. Моя машина у ворот.
— Это невозможно, — запротестовала Гардения. — Вы не понимаете. Тетя Лили была так добра ко мне, она доверяет мне, и, если она говорит, что меня надо сопровождать, как в Англии, конечно же, я должна согласиться. В конце концов, я полностью завишу от нее.
— Именно это я и пытаюсь втолковать вам, — сказал Берти. — Вам не придется зависеть от нее. Если вы не будете слишком требовательны, у меня хватит денег.
— Давайте выйдем на балкон, — задыхающимся голосом проговорила Гардения, выскальзывая из его рук и чувствуя, что у нее начинает кружиться голова. Она никак не могла понять, о чем же он говорит.
В зале было полно танцующих. Одна пара остановилась около Берти, и между ними завязалась оживленная беседа. Гардения не стала дожидаться его и вышла на балкон. Там она увидела, что графа уже нет, а лорд Харткорт стоит в одиночестве.
— Вам понравился танец? — спросил он, закуривая. Дым сигары повис в воздухе.
— Не знаю, — ответила Гардения. — Господин Каннингэм пытался уговорить меня поехать с ним к «Максиму», но я не вполне уверена, что тетя Лили одобрит это. Я не должна ехать с ним одна, не правда ли?
Лорд Харткорт удивился наивности ее вопроса, но, когда девушка подняла на него глаза, он увидел, что они светятся чистотой и непорочностью.
Лорд Харткорт не отрываясь смотрел на Гардению, и опять слова казались лишними. Внезапно он резко отвернулся.
— Думаю, ответить на этот вопрос вы должны сами, — сказал он.
— Но господин Каннингэм не понимает! — воскликнула Гардения. — Я пыталась объяснить ему, что тетя Лили по-доброму отнеслась ко мне, и, так как я нахожусь в полной зависимости от нее, я должна делать то, что она хочет.
— А что она хочет? — спросил лорд Харткорт.
На его губах появилась циничная улыбка.
Гардения не ответила. Внезапно она вспомнила, как тетушка говорила: «Я просила лорда Харткорта приехать к нам на чай одного. Он очень богат и представляет собой прекрасную партию. Он не замешан ни в каких скандалах. Я хочу, чтобы ты была с ним полюбезнее. Это очень важно».
— Ну? — Это короткое слово пробудило Гардению от воспоминаний.
— Думаю… — медленно начала она, неспособная солгать в ответ на заданный им вопрос, — что моя тетушка хочет, чтобы я подружилась с вами, а не с вашим кузеном.
— Ах, вот оно что, — проговорил лорд Харткорт. — Итак, позвольте мне прояснить ситуацию. Я выхожу из игры. Вы поняли? Я вне игры.
При этих словах он швырнул сигару в сад и ушел, оставив Гардению, удивленно смотревшую ему вслед, в одиночестве. Она, должно быть, сказала что-то плохое, но, если даже и так, ей было совершенно непонятно, почему он ушел не попрощавшись. Это было грубо, но, как чувствовала Гардения, совершенно не в его характере.
Девушка следила, как он шел через большую гостиную, и приподнятое настроение, царившее в ее душе весь вечер, стало исчезать. Она почувствовала, как одинока, ей стало страшно, она была готова расплакаться.
* * *Лорд Харткорт спустился в холл и приказал подать свою машину. Вся ситуация была смешной, говорил он себе. Если герцогиня ищет покровителя для своей племянницы, почему же выбор пал на него? Конечно, для такой красивой девчушки она запросто может найти кого-нибудь побогаче Берти. Но в то же время, раз уж она так молода, любой бы решил, что ей лучше иметь какого-нибудь приличного молодого человека, ведущего здоровый образ жизни, чем всем известного повесу. Без сомнения, герцогиня намеревается продать девочку тому, кто предложит самую высокую цену. Именно так и поступают в полусвете. Все они думают о деньгах, и хотя у герцогини довольно большое состояние, вряд ли она горит желанием вообще тратить на свою племянницу, не говоря уже о покупке туалетов.
— Я сам поведу машину, — сказал лорд Харткорт шоферу, и тот склонился в вежливом поклоне, когда машина тронулась с места.
Внезапно лорда Харткорта охватило непреодолимое желание глотнуть свежего воздуха. Он задыхался в удушливой атмосфере бального зала, а мысль, что Гардению будут толкать в объятия то одного мужчины, то другого, пока герцогиня не удовлетворится в своих притязаниях, вызывала у него отвращение. Может, эту идею подал ей барон? Лорд Харткорт не мог найти ответа.
Барон ему не нравился еще в большей степени, чем Гардении. Познакомившись с ним примерно год назад по долгу службы, лорд Харткорт узнал, что он груб и исключительно неразборчив в средствах, когда дело касается женщин. Как женщина, даже такая морально опустившаяся, как герцогиня, может иметь дело с этим фон Кнезбехом, было выше понимания лорда Харткорта.
У него было ощущение, что его втянули в заговор, которому не видно конца. Ему опять вспомнилось, как в ночь своего приезда Гардения звала на помощь, отбиваясь от пытавшегося поцеловать ее графа. Он вспомнил, как хрупка и беспомощна была она, когда лежала на диване, как длинные темные ресницы бросали тень на бледные щеки. Он не мог не признать, что сегодня девушка выглядела совсем по-другому, она превратилась в настоящую красавицу. И в этих кажущихся невинными глазах, и в маленьком остром личике было нечто такое, что заставило бы любого поверить в ее слова, как бы неправдоподобно они ни звучали.
