Робер Гайар - Мария, тайная жена
Мария продолжала улыбаться, но веселость ее несколько поубавилась. Что-то в голосе де Мобре обеспокоило и, пожалуй, несколько встревожило ее.
— Напрасно вы пытаетесь меня напугать, — сказала она. — Из этого ничего не выйдет. Всякий, кто отваживается жить здесь, на островах, должен забыть о страхах.
Собственные слова приободрили Марию, и она с прежним оживлением добавила:
— Раз уж вы прибыли на Мартинику лишь на короткий срок, вам следует постараться оставить о себе хорошее впечатление. Когда отплывает ваш корабль?
— Завтра в полдень, — ответил де Мобре уже нормальным голосом. — У меня всего несколько часов, мы бросили здесь якорь, чтобы запастись водой. Через два дня мы будем у острова Дезирад, а через восемь недель я окажусь уже в Шотландии.
— В Шотландии! — повторила Мария. — Страна озер — и такая холодная!
— Где так же много цветов, как вот в этом саду, — добавил он. — Но, по правде говоря, я не очень ее люблю. Не соответствует моему темпераменту. Вероятно, сказывается французская кровь в моих жилах, о чем свидетельствует моя фамилия. И к тому же кровь Южной Франции, судя по моему характеру — энергичному, пылкому и настойчивому.
Какое-то время оба молчали. Затем Мария сказала:
— Надеюсь, у вас не сложилось слишком дурное мнение обо мне. Прошу не судить только на основании того, что вам довелось лицезреть.
— Наши органы чувств могут очень легко нас обмануть, — ответил де Мобре немного высокопарно. — Мы никогда не в состоянии с уверенностью утверждать, что рог прозвучал в долине; ведь с одинаковым успехом он мог протрубить и в горах. И верить глазам можно не больше, чем ушам. Стоит только посмотреть, как солнечный свет меняет внешний вид окружающих нас предметов.
— Как это верно! — согласилась Мария.
Довольная, она смотрела в голубое небо. Присутствие молодого мужчины, сидящего рядом с ней, нарушило действующее на нервы ужасное однообразие будничного существования и помогло изгладить из памяти неприятный эпизод с Лапьерье. От этого дня ей хотелось сохранить в памяти только обаятельного шотландца, голубоглазого, светловолосого, с живым лицом и теплотой в голосе.
— Я буду писать вашему мужу. Желаете что-нибудь ему сообщить?
— Он мне уже не муж, — ответила Мария. — Если он вам так отрекомендовался, то, значит, вас обманул. Наш брак расторгнут, больше ничего не могу добавить. Если пожелаете, можете сообщить ему, что я хочу лишь одного: чтобы он забыл меня так же, как я выбросила из головы все мысли о нем.
Нагнув голову, де Мобре покусывал губы, будто решая какую-то сложную проблему.
— Скоро станет прохладнее, — проговорила Мария, поднимаясь с гамака.
Едва она встала на ноги, как Реджинальд, вскочив с кресла, заключил ее в свои объятия. Он прижимал Марию так крепко, что она не могла даже пошевельнуться, а прильнувшие к ее губам губы молодого человека не позволяли позвать на помощь, если бы даже у нее вдруг возникло подобное желание.
Чувствуя, как неистово колотится сердце Марии, де Мобре стал горячо целовать ее лицо. Каким-то образом Мария вновь оказалась в гамаке. Восторг, который она испытывала от его ласк, намного превосходил удовольствие, полученное во время короткого эпизода с Лапьерье, и Мария была просто не в состоянии противостоять этой требовательной мужской силе, которая мягко, но решительно овладела ее телом и восхитительнейшим образом удовлетворила желания, разбуженные губернатором.
Затем они долго молча лежали вместе.
Ночь, как всегда в тропиках, наступила неожиданно.
— Скоро станет прохладнее, — пробормотала опять Мария, осторожно пытаясь высвободиться из объятий Реджинальда и надеясь, что он поймет эти слова как сигнал к расставанию.
— Правда, — согласился де Мобре. — Теперь вы, наверное, знаете, что я за человек? Вы меня больше не боитесь?
— Нет! — ответила Мария, улыбаясь счастливой улыбкой.
— Да, вы почти не одеты, — проговорил он, наконец разжимая руки. — Можете простудиться. Лучше идите-ка в дом.
Взяв Марию за руку, он проводил ее в комнаты, а когда она упомянула Жюли, которая должна скоро вернуться, наш пылкий шотландец заявил:
— Боюсь, что поврежденная бабка у моего коня не позволит мне сегодня уехать в Сен-Пьер. Придется оставить его в вашей конюшне. Насколько я знаю, на островах существует обычай оказывать гостеприимство людям, не успевшим вовремя добраться до дому. Могу ли я рассчитывать на ваше радушие?
Мария пристально взглянула ему в глаза, словно ища в них собственное отражение и прощение за то, что, как она знала, непременно произойдет и чего она сама так страстно хотела.
— Моя служанка Жюли скоро возвратится из города, и я велю ей приготовить для вас все необходимое.
Мария уже собралась позвать Кинка и распорядиться насчет лошади гостя, но Реджинальд привлек истосковавшуюся по мужским ласкам женщину к себе и задушил слова поцелуями.
И Мария отбросила прочь всякие сомнения. Очарованная прекрасным шотландцем, она была готова полностью отдаться ему, счастливая от сознания, что ей удалось благополучно, без серьезных повреждений, спастись от господина де Лапьерье.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сэр Реджинальд де Мобре
Утром с внутреннего двора «Шато Деламонтань» — высоко над крепостью Сен-Пьера — Реджинальд де Мобре смотрел на изумрудные воды бухты, где стоял на якоре его корабль «Ред Гонтлит». Солнце поднялось уже довольно высоко, и было жарко. У молодого шотландца сжалось сердце, когда он подумал, что судно скоро поднимет паруса и что вместе с ним отплывет и он. Чем ближе подходило время отъезда, тем сильнее ощущалось нежелание покидать гостеприимный дом. С собой он увезет, думалось ему, самые дорогие воспоминания, которые навсегда сохранит в сердце своем.
Полностью одетый, он уже собрался в дорогу. Его шпоры сверкали в ярких солнечных лучах, голенища ботфортов из лакированной кожи элегантно опускались на стройные икры ног, парик был тщательно расчесан.
— Раз уж вам так не терпится покинуть нас, сэр Реджинальд, то Жюли проводит вас до Сен-Пьера, — проговорил голос сзади.
Эти формальные слова были произнесены с большой нежностью, к которой примешивалось сожаление, мучившее и его.
Повернувшись, де Мобре с печальной улыбкой взглянул на Марию.
— Увы! — проговорил он. — У меня нет выбора. Но это короткое пребывание у вас навечно сохранится в моей памяти.
Де Мобре привлек Марию к себе, и она, чуть не плача, доверчиво прижалась к нему; ей казалось, что у нее вот-вот разорвется сердце. Но почти тут же все ее существо охватила какая-то странная истома, притупившая восприятия и эмоции и сохранившая лишь ощущение тихой радости и покоя. Мария нежно потерлась щекой о его грудь. Ей было так хорошо с ним, как птичке в теплом гнездышке, и с трудом верилось, что она никогда больше не увидит этого обходительного молодого кавалера, который на целую ночь сделал ее безмерно счастливой.
