Никола Корник - Невинная любовница
Капитан пожал плечами:
— Вы, конечно, желаете осмотреть свои новые апартаменты, мисс Бэлфур. Мистер Риак вас проводит. Риак, распорядитесь, чтобы Рансом доставил в каюту мисс Бэлфур еду и теплую воду.
— Я знаю, что нужно леди, получше, чем вы, капитан, — нагло сказал мистер Риак, отходя в сторону и пропуская меня к выходу из каюты.
По пути к моему новому пристанищу я задала мистеру Риаку несколько безобидных вопросов о корабле. Я узнала, что судну девятнадцать лет, что оно семидесяти семи футов в длину и двенадцати — в высоту и что вообще-то корабль этот неплохой. Мистер Риак три раза ходил в плавание с капитаном Хозисоном, а сейчас они везут много разного товара. Команда насчитывает пятнадцать человек. Последнее интересовало меня больше всего, и я решила все как следует обдумать на досуге. Пятнадцать человек — это слишком много, нам с Нейлом с ними не справиться. И все же меня не оставляла надежда. Я что-нибудь придумаю!
Вы, конечно, сразу заметили существенный изъян в моём плане. Очень жаль, что я не сразу о нем сообразила. Если даже каким-то чудом мне удастся избавиться от части матросов и освободить Нейла и если он сможет уничтожить оставшихся, маловероятно, что мы с ним вдвоем сможем управлять судном. Признаю, раньше это мне в голову не приходило.
Как бы то ни было, когда мы наконец дошли до каюты мистера Риака, которую, как я заметила, кое-как прибрали к моему прибытию, мы с моим провожатым уже были в неплохих отношениях.
— Боюсь, спать вам придется в гамаке, мисс Бэлфур, — извиняющимся тоном сказал он. — Как бы он не показался вам слишком неудобным.
— Я вам очень благодарна, мистер Риак, — искренне поблагодарила я, — и совсем не жалуюсь. Простите за то, что выживаю вас из вашей собственной каюты.
Второй помощник смутился.
— Капитан всегда поступает как ему заблагорассудится. — пояснил он, — в конце концов, койки в кормовой рубке не так уж и плохи.
Юнга Рансом принес мне еду и воду для умывания, мистер Риак откланялся и вышел, а я села за крошечный столик, чтобы поесть. Хотя густой куриный бульон показался мне вкуснее всего, что я ела в Глен-Клэр, меня ни на минуту не покидало беспокойство за Нейла, который лежал сейчас в трюме, связанный самым бесчеловечным образом.
Когда Рансом вернулся, чтобы забрать мою тарелку, я спросила, скоро ли мы выйдем в открытое море. Он с сомнением посмотрел на меня — я думаю, капитан запретил ему отвечать на мои вопросы. Все же он буркнул:
— Дня через два, не больше, от погоды зависит.
После этого он убежал.
Значит, всего через два дня мы выйдем в открытое море и капитан будет волен отправить Нейла в его подводную могилу.
Той ночью мне не спалось.
Весь следующий день сильный западный ветер прибивал нас к берегу. Капитан Хозисон ходил мрачнее тучи. Заметив вдали патрульный корабль, капитан очень разволновался, испугавшись, что тот, возможно, гонится за нами. И ему определенно было за что беспокоиться. Если бы патруль поднялся на борт «Баклана», капитан вряд ли сумел бы объяснить, откуда взялась пассажирка и почему в трюме лежит связанный «ласточкой» капитан военно-морского флота. Но вскоре патрульный корабль скрылся из вида, команда вздохнула чуточку свободнее, а Нейл еще на шаг приблизился к своей кончине. Позавтракав овсяной кашей и сухарем, я вышла погулять на палубу. В каюте я успела постирать и выгладить платье и постаралась придать себе как можно более пристойный вид. Я даже позаимствовала толстую куртку из скромного гардероба мистера Риака, чтобы укрыться от ветра и сделаться как можно более бесформенной и неженственной.
Я уже заметила, что матросы на «Баклане» расторопны и предупредительны, пусть и не слишком сведущи в морском деле. Вопреки утверждениям мистера Риака, они не выражали ко мне открытую неприязнь. При моем приближении они вежливо прикладывали пальцы ко лбу, а некоторые даже помогали мне устоять во время сильной качки. И хотя я всегда страдала от морской болезни, на сей раз я не чувствовала никаких симптомов, и это, я думаю, тоже способствовало хорошему ко мне отношению, ибо они, возможно, ожидали, что я буду безвылазно сидеть в своей каюте и вообще вести себя как в высшей мере беспомощное существо. Наверное, важные мысли отвлекали меня от морской болезни. Во всяком случае, голова у меня была занята. Я думала о том, как освободить Нейла и бежать отсюда.
Конечно, возможностей бежать у нас было не так уж и много. Более того, их практически не было, но я не желала сдаваться. В команде насчитывалось пятнадцать человек, а у меня не было оружия, чтобы им противостоять. Бродя по кораблю, я обнаружила, что все огнестрельное и холодное оружие, а также самые изысканные съестные припасы хранятся в кормовой рубке, но там почти всегда находилось как минимум два человека, один из которых — помощник капитана. У меня не было никаких шансов незаметно проскользнуть мимо них и вытащить из шкафчика хотя бы кинжал. И даже если бы мне удалось украсть кинжал, пришлось бы еще как-то одолеть противодействие матроса, стоящего на часах у трюма.
Я в одиночестве пообедала в своей каюте, наблюдая в небольшой иллюминатор, как за бортом быстро удаляется на Восток земля. Задул северный ветер, и бриг стал двигаться резвее. Я чувствовала, как неумолимо истекают минуты жизни Нейла, и все больше волновалась. Как только мы пройдем Внешние Гебриды, мы повернем на запад, выйдем в Атлантический океан, и больше ничто не будет отделять нас от Америки, а Нейла от гибели.
Я испытывала одновременно и беспомощность, и гнев и еще столько разных чувств, в которые мне даже вникать не хотелось. Если мне суждено потерять Нейла, я не выдержу. Да и ни к чему копаться в себе и думать о том, как я на самом деле отношусь к нему. Поэтому я твердила себе, что мы с ним едва знакомы. Я внушала себе, что Нейл, по сути обаятельный негодяй — высокомерный, безрассудный, чарующий и опасный. Такие, как он всегда плохо кончают. Но в глубине души я знала, что Нейл — человек честный, порядочный и храбрый, и я не могла ни расстаться с ним, ни выкинуть его из своего сердца.
Потому что я полюбила его.
Я любила его за все то, чего мне, по моему убеждению, так не хватало. Любила его не только за храбрость и честность, но и за высокомерие и обаяние. Но также я знала и то, что сейчас не время сидеть сложа руки, праздно размышляя о чувствах к Нейлу Синклару.
Я ощущала безнадежность, разочарование, бессилие, как будто уже потеряла его. Меряя шагами свою тесную каюту, я перебирала различные варианты спасения Нейла и пыталась найти хоть что-нибудь, Способное сойти за оружие. Здесь не было даже зеркала, которое я могла бы разбить, чтобы затем использовать осколок как нож. Но, быть может, это и к лучшему, я помнила плохую примету о том, что человека, разбившего зеркало, ждет семь лет неудач. Кроме того, мне не хотелось видеть, какой замарашкой я стала. Наверное, в такое время не стоит даже думать о таких вещах. Я отругала себя за тщеславие.