Ирина Мельникова - Невеста по наследству

Ратманов осторожно освободил ее от остальных шпилек. Волосы тяжелой мягкой волной хлынули ей на плечи и спину. Настя, вздохнув с облегчением, расчесала их и заплела в одну косу, убрала выбившиеся прядки за уши и с благодарностью посмотрела на поэта.

— Вы становитесь просто незаменимым человеком, Фаддей! — улыбнулась она.

— Не искушайте меня, Настя, прошу вас! — Он мягко привлек ее к своей груди, и ей вновь захотелось прижаться щекой к теплой загорелой коже, и если уж быть до конца откровенной, то более всего на свете она мечтала сейчас дотронуться до нее губами. Но это желание было равнозначно прыжку в воду с самого высокого моста, а на подобный серьезный поступок надо было еще самым серьезным образом настроиться. Поэтому она лишь коснулась кончиками пальцев его ключицы, не подозревая, что этот невинный жест заставит Фаддея вздрогнуть, как от молниеносного удара, и еще крепче сжать девушку в своих объятиях. — Настя, — почти простонал он. — Сжальтесь надо мной! Мне нестерпимо хочется поцеловать вас, но я не могу воспользоваться своим случайным преимуществом перед Сергеем. Я до сих пор считаю вас его невестой, и для меня этот поцелуй будет равнозначен преступлению.

«Господи, — подумала Настя про себя, — почему эти глупые приличия постоянно мешают ему воспользоваться своим преимуществом?» Она отстранилась от него и почти весело взглянула на слегка побледневшее лицо, или это ей показалось, и просто тень от облаков легла на его щеки, затуманив глаза и очертив под ними темные круги…

— Пойдемте, Фаддей, — девушка подала ему руку. Сергей осторожно сжал ее, изо всех сил уговаривая

Себя не думать о ней как о женщине, которая стала для него самой близкой и желанной за столь короткое время. И совершенно невозможно предугадать, что его ждет в будущем. Скорее всего он сойдет с ума или окончательно влюбится в нее. И первое предпочтительнее второго. Слепая страсть ни к чему хорошему не приведет, а любовь слишком редкое и сильное чувство, чтобы надеяться, что оно когда-нибудь настигнет его.

Так думал граф Ратманов, помогая своей ничего не подозревающей невесте выбраться из зарослей. По полотенцу, на котором их дожидался обед, прыгало несколько вездесущих воробьев, а на верхушке стога пристроились две черно-белые подружки-сороки. Их разочарованию не было предела. Люди не только с аппетитом пообедали, но и забрали с собой остатки провизии. Сварливо переругиваясь, птицы слетели вниз, но более ловкие воробьи успели выхватить у них из-под клюва самые лакомые остатки обеда, оставив оскорбленным подругам лишь скорлупу от яиц и несколько пустых кукурузных початков.

Тем временем коляска, которую тянули трофейные кони, въехала с проселочной дороги на тракт, тряска уменьшилась, и Настя неожиданно уснула, уютно прижавшись к плечу своего спутника. Засыпая, она вспомнила о матери, но теперь уже без обычного чувства вины и сожаления. Не может быть, чтобы ее мама не отбилась от гостей и ее несносного жениха. Ведь она так ловко и умело распоряжалась по дому и командовала слугами в Красноярске! А папины друзья и служащие, бывалые мужики, которые прошли огонь и воду и только что с медведем не спали в обнимку, побаивались ее и в то же время уважали, хотя она никогда не повышала на них голоса, не ругала и не оскорбляла. Да и папа остерегался лишний раз с ней спорить. Настя улыбнулась сквозь сон, вспоминая виноватое лицо отца, когда мама неожиданно вернулась из гостей и застала его и Курея распивающими «Смирновскую» на полу гостиной у жарко горящего камина. Настя сидела рядом с ними и вовсю уплетала картошку, испеченную на углях, запивая айраном, который Курей привез в подарок своему другу и брату. Мама сделала большие глаза, выхватила из рук десятилетней дочери замызганную деревянную пиалу и метнула ее в стену. Чаша разбилась прямо над папиной головой, и в следующее мгновение мужчин словно ветром сдуло из гостиной. А на следующее утро Настя услышала из маминой спальни глуховатый голос отца. Папа оправдывался, словно нашкодивший гимназист перед попечительским советом…

Голова ее постоянно соскальзывала с мужского плеча, и Настя обхватила Сергея обеими руками за шею. Граф, удерживая одной рукой вожжи, второй обнял девушку за талию, и так, прижавшись друг к другу, они продолжали свое путешествие в сторону Самары.

Дорога то взбегала на увал, густо поросший лесом, то резво бежала вниз и пересекала одну долину за другой. Слева и справа мелькали села, утонувшие в садах, огромные баштаны с заметными там и сям балаганами сторожей. Потом дорога опять шла вверх, и перед Сергеем открывались прекрасные картины южнорусской природы, щедрой на краски и разнообразие ландшафтов. Дыхание спящей, доверчиво прильнувшей к нему девушки касалось его щеки, и это непривычное для него ощущение наполняло его душу предвкушением того, что все его надежды и мечты вот-вот исполнятся. Он вздохнул полной грудью. Не так уж и плоха, оказывается, жизнь, если есть на что надеяться!

Дорога опять пошла под гору. Теплый поток воздуха ударил в лицо, Сергей на мгновение зажмурился и вдруг неожиданно для себя рассмеялся. А когда колеса экипажа и копыта лошадей простучали по старому каменному мосту, он бросил поводья и привлек к себе Настю. Она улыбнулась ему в ответ, и, уже не помышляя о последствиях, они припали друг к другу в поцелуе, словно спешили напиться из источника, запретного и вместе с тем желанного.

Впервые в жизни Сергей не просчитывал последствия своего поступка. Впервые он позволил женщине завладеть его чувствами и мыслями. Впервые он перестал контролировать себя, а все мысли о несправедливости, обмане, мести и наказании показались ему настолько мелкими и по-мальчишески глупыми, что ничего, кроме стыда за то, что позволил им зародиться, граф Ратманов не испытывал.

А сердце Насти не просто билось в ее груди в неистовом, поистине сумасшедшем ритме, оно пело жаворонком в его объятиях. Ее губам было немного больно, но тем не менее приятно. Сергей целовал девичье лицо и шею, прерываясь на миг, чтобы прошептать ее имя и опять припасть к нежным губам.

Тот первый поцелуй был для Насти неожиданным подарком, но уже тогда возникло у нее предчувствие чего-то необыкновенного. И чудо произошло! Фаддей вновь поцеловал ее! И этот второй поцелуй окончательно убедил Настю в том, что ее сердце отныне и навсегда принадлежит Фаддею Багрянцеву. Без всяких сомнений и долгих раздумий она выбрала свою судьбу, поэтому ей глубоко безразличны и осуждающий шепоток за спиной, и соболезнующие взгляды маменькиных подруг. А слухи, которые поползут им вдогонку, исчезнут без следа, когда они поженятся. С этого мгновения никто не в состоянии разуверить ее в том, что Фаддей неравнодушен к ней и его поцелуи так же искренни, как его голос, улыбка, взгляд…