Эльза Вернер - Мираж
— Напротив, это в высшей степени разумно, — заявил Эльрих. — Вы и госпожа Мальнер молоды, а молодость имеет свои права. Я никогда не стал бы препятствовать вам, и теперь покажу ей, что думаю относительно этого; с сегодняшнего дня я буду сохранять нейтралитет. Объясняйтесь, доктор, делайте предложение, женитесь с Богом! Я вас благословляю.
— Покорнейше благодарю, — сказал врач и хотел дружески пожать руку благословляющего, но тот испуганно отшатнулся и опять посмотрел на окна.
— Тише! Тише! Что, если она увидит?
— Что же случилось? Ведь вы, кажется, хотели сбросить с себя иго?
— Да, но… не сейчас же! Надо сначала собраться с духом.
— А! Ну, собирайтесь. Если же наша почтенная соотечественница вздумает опять дурно обращаться с вами, скажите мне; уж я с ней справлюсь.
Бертрам встал и пошел к дверям. Эльрих смотрел ему вслед с восторгом. Что за человек! Он никого не боится!
Через полчаса компания начала собираться в путь. На дворе гостиницы стояли верховые ослы с проводниками; но понадобилось немало времени, чтобы привести все в порядок. Зоннек любезно помог своим соотечественницам сесть. Зельма легко и проворно вспрыгнула на своего серенького ослика, но ее золовке это удалось только после долгой борьбы со всевозможными затруднениями. Правда, ее крупный черный осел, носивший историческое имя Рамзес, стоял смирно как овца, а коричневый проводник-подросток был чрезвычайно услужлив, но нелегко было объяснить едущей в первый раз даме назначение стремени и уздечки. Наконец, Ульрика взгромоздилась на седло и торжественно раскрыла свой исполинский зонтик. Она никак не хотела понять, что, когда едешь верхом, лучше его не брать, и уверяла, что иначе получит солнечный удар.
Эрвальд и Бертрам, уже верхом, близко подъехав друг к другу, тихо переговаривались о чем-то. Зоннек подал знак к отъезду.
Довольно многочисленное общество тотчас разделилось на две части: Зоннек и англичане, все отличные ездоки, не выдержали езды шагом, весело отправились вперед и скоро были уже далеко; профессор же ехал медленно и осторожно, Эльрих и обе дамы — тоже. Эрвальд ехал рядом с Ульрикой Мальнер и расточал ей любезности, впрочем, без успеха; в качестве приятеля доктора Бертрама он был в опале и получал лишь самые недружелюбные ответы.
Зельма, напротив, была удивительно весела. Она, как всегда, была в черном, потому что носить летнее ей не позволялось из-за траура; светлой на ней была только шляпа с белой вуалью; из-под нее выглядывало милое розовое личико. Она совсем расцвела за последнее время.
Ульрика сторожила ее и доктора, как Аргус[5].
Спокойствие врага, который, разумеется, тоже был в числе отставших, ничуть не вводило ее в обман.
Правда, он даже не пытался помочь Зельме сесть на осла и теперь спокойно ехал рядом с профессором, беседуя с ним, но под этим, конечно, крылось какое-то новое коварство.
Сзади всех ехал Эльрих в довольно угнетенном состоянии духа. Совесть нисколько не мучила его, но он боялся, чтобы его измена не была открыта; он все еще «собирался с духом» для бунта.
— Чудное утро! — обратился Рейнгард к своей соседке. Только следовало выехать немножко раньше, а то солнце начинает уже припекать. А между тем сегодня двадцать третье декабря. Удивительный климат!
— Безобразный климат! — сердито крикнула Ульрика. — У нас, в Мартинсфельде, теперь пятнадцать градусов мороза и такие вьюги, что зги не видно. И это называется святки! В этой пустыне все навыворот, даже времена года и те перепутались. Здесь уже с самого раннего утра потеешь, да еще на осле! Нечего сказать, удовольствие!
Она с бесконечным презрением посмотрела на своего почтенного осла Рамзеса, который, нисколько не обижаясь, продолжал спокойно шагать дальше. Маленький темнокожий проводник трусил рядом, не сводя лукавых черных глаз с Рейнгарда, пока тот не сказал ему несколько слов по-арабски.
Рамзес вдруг остановился как вкопанный; понуканье, дерганье за повод — все было напрасно. Он решительно отказывался сдвинуться с места.
— Вот так история! Ибрагим, что с ним такое? — закричал Эрвальд и сам схватил осла за узду.
Следствием этого было то, что Рамзес повернулся головой в обратную сторону; в ту же минуту Ибрагим нанес ему сильный удар, и осел на этот раз пустился бежать, только в противоположном направлении. Мальчишка, вместо того чтобы удержать его, с громкими криками помчался за ним, что только придавало ослу прыти. Рейнгард в свою очередь повернул и загалопировал следом за Рамзесом; через несколько минут он нагнал беглеца, но тот принял это за приглашение тоже начать галопирование. Он приналег, и они во весь дух помчались назад в Луксор.
Компания, конечно, остановилась. Зельма вскрикнула в испуге:
— Боже мой!.. Ульрика!.. Осел сбросит ее!..
— Нет, он только немножко побегает, — успокоил ее доктор, моментально очутившийся рядом. — С ней Эрвальд. Ничего не случится, мы можем спокойно ехать дальше. Не правда ли, профессор?
— Конечно, — равнодушно ответил тот. — Не тревожьтесь, госпожа Мальнер! Раз там Эрвальд — опасности ни малейшей. Мы опоздаем в Карнак, если будем стоять. Я еду.
— И я, — отважно заявил Эльрих.
Они видели, что ослы остановились вдали, и Эрвальд спрыгнул с седла. Зельма все-таки непременно хотела подождать. Тогда доктор, перегнувшись к ней, сказал так тихо, чтобы только она могла слышать:
— Не затрудняйте же нам дела еще больше! Ведь Эрвальд жертвует собой ради меня… ради нас с вами.
Зельма вспыхнула; она только теперь поняла связь между событиями и в величайшем смущении проговорила:
— Если только… если ей не грозит опасность…
— Ни малейшая, даю вам слово! Эрвальд поручился за это. Едемте!
Зельма еще раз оглянулась. Она увидела, что Улърика с помощью молодого человека хочет сойти на землю, и перестала противиться; маленькая кавалькада двинулась дальше.
Рамзес галопировал что было сил. Справа мчался Ибрагим, крича во все горло: «Ялла! Ялла!»; слева Рейнгард, готовый каждую минуту в случае опасности схватить осла за узду. Но он был слишком плохого мнения об энергии почтенной старой девы — последняя вовсе не испугалась, а только еще разъярилась. Когда вдобавок у нее вырвался зонтик и, взлетев, точно воздушный шар, опустился раскрытым на землю, то она чуть было не создала настоящей опасности: ухватившись правой рукой за луку седла, она принялась левой колотить ни в чем неповинного Рамзеса. Последнему это не понравилось; он сделал такой прыжок, что Эрвальду оставалось только схватить его за повод.
Они остановились. Ульрика задыхалась. Эрвальд ругался по-арабски, Ибрагим принимал брань с сокрушенным видом. Но через несколько минут к старой деве вернулся дар речи, и забушевала гроза.
