Жаклин Мартен - Сорвать розу
Из обрывков случайно услышанных разговоров Лайза узнала, что в Нью-Йорке содержатся американские заключенные, и тотчас же отправила ординарца Торна Льюиса разузнать подробности.
Он сообщал сведения чрезвычайно неохотно: корабли-тюрьмы находились в заливе Уолэбаут и в Шугар-Хаузе – один около реки Тринити, другой на улице Свободы. Но самым ужасным местом была военная тюрьма, там заключенные голодали, потому что – а это всем известно – тюремные власти воровали продовольствие ради собственного обогащения. Зловоние вокруг тюрем было таким невыносимым, что превращало сильных людей в слабых.
– Можно носить им еду?
– Только не вам, миссис Холлоуэй, капитан будет очень недоволен, если пойдете туда.
Лайза вздернула голову, как бы говоря: «А это уж как ему будет угодно».
Затем Льюис с жаром добавил:
– Он сдерет с меня шкуру, если разрешу вам приблизиться ближе чем на милю к одному из этих мест – они кишат инфекцией.
Расстроенная Лайза согласилась, что должна держаться подальше от тюрем, не подвергая себя риску заразиться – из-за ребенка. Все, что можно было сделать, – дать Льюису деньги на продукты и умолять доставить их узникам, используя хитрость, обман или подкуп.
Большую часть времени она стала проводить в комнатах, найдя благовидный предлог – зимний холод и увеличивающийся вес; читала, шила вещи для ребенка и писала длинные письма Аренду, замужним сестрам, бабушке Микэ и Крейг, не будучи уверенной, что хоть одно из них дойдет до места назначения. Хотелось излить душу и мужу, но оставалось тайной, где он может быть. Известно было одно: где бы он ни был и что бы ни делал, все это не в интересах ее соотечественников.
– Мисс Лайза, – спросила Тилли однажды вечером, пытаясь вывести хозяйку из состояния апатии, – научите меня играть в ту игру, за которой вы и капитан проводили так много времени?
– В пикет? – спросила Лайза, несколько оживившись. – Ты действительно хотела бы научиться, Тилли?
– Это помогло бы скоротать время.
– Бедняжка Тилли! Тебе тоже скучно, не правда ли? Когда приедет капитан Холлоуэй, ты могла бы вернуться к моей бабушке. Бог знает, как мне самой хочется уехать домой.
– Мне с вами хорошо, мисс Лайза, – только и сказала Тилли, уходя за картами.
Она порадовалась своей уловке, когда Лайза оживленно объясняла ей правила игры и пожелала Тилли спокойной ночи уже более веселым голосом.
В отсутствие мужа, согласно его указаниям, служанка спала в спальне, прежде принадлежавшей ему, чтобы находиться ближе к Лайзе – вдруг понадобится.
В середине той самой ночи она проснулась от скрипа открывающейся внутренней двери – в слабом свете увидела хозяйку, прижавшуюся к двери, с подогнутыми коленями и опущенной головой, опиравшуюся одной рукой на щеколду, а другой на дверной косяк.
– Тилли, что-то случилось. Чувствую… что-то неладно… Вся мокрая. Думаю… но до рождения ребенка ведь еще несколько месяцев.
Тилли одним прыжком выскочила из кровати и помогла Лайзе, тяжело навалившейся на нее, вернуться в постель.
Хозяйка вцепилась в служанку, собравшуюся уходить.
– Не оставляй меня, Тилли, я боюсь.
– Всего на минуточку, мисс Лайза, дорогая, разбужу Льюиса и пошлю за акушеркой. Не беспокойтесь – буду снова с вами через мгновение ока.
Когда Тилли, задержавшись несколько больше, чем на мгновение, вернулась, Лайза каталась но кровати, тяжело дыша и рыдая.
– У меня начались роды. Но еще рано. Слишком рано.
Тилли ухаживала за ней, как могла, привязывала к спинке кровати простыни, за которые можно было ухватиться, вытирала лицо влажной салфеткой, пыталась заставить ее лежать спокойно. Когда, наконец, пришла акушерка, Тилли с облегчением приняла роль ее помощницы.
Родовые мучения вскоре закончились, и маленькое безжизненное тельце выскользнуло на полотенце, подставленное Тилли. Акушерка дала знак унести его.
– Можно что-нибудь сделать? – дрожа, прошептала Тилли.
– Нет. Бесполезно. Крошка даже не полностью сформировалась. Лучше убери, прежде чем она, – акушерка показала на Лайзу, находившуюся в полубессознательном состоянии, – придет в себя и захочет увидеть ее. Они почти всегда хотят. – Акушерка отвернулась от мертвого ребенка и принялась ухаживать за больной.
Лайза проснулась в середине дня. Тилли сидела в большом кресле, пододвинутом ближе к кровати. Его кресле, подумала Лайза, в котором он так часто сидел, держа ее на коленях, уютно устроившуюся там, по выражению Торна, напоминая большую, довольную кошечку.
– Проснулись, мисс Лайза? – ласково спросила Тилли.
– Чувствую себя странно… будто плыву… в невесомости… Это означает, что я умираю?
– Боже, конечно нет, мисс Лайза. Это действие трав и лекарств, которые мисс Харли дала вам, облегчая головную боль.
Лайза закрыла глаза. Открыв их снова, прошептала:
– Вспомнила. – Медленные слезы потекли из глаз. – Это была девочка, да?
– Да, мисс Лайза, дорогая.
– Почему ей суждено было умереть, Тилли? Я осталась здесь, чтобы спасти ее, хотя собиралась поехать домой на Рождество. Ты когда-нибудь видела, как празднуется голландское Рождество? В мире нет ничего прекраснее. Чтобы не навредить ей, не ходила к заключенным, которым должна была помогать. Как несправедливо, что все это оказалось напрасным. Почему она умерла, Тилли?
– Успокойтесь, мисс Лайза. Вы должны отдыхать – нельзя волноваться. Поспите, моя дорогая. – Тилли похлопала ее по руке и погладила по голове. – Поспите.
ГЛАВА 17
В середине марта 1777 года капитан Торн Холлоуэй вернулся в Нью-Йорк. Отчитавшись в штаб-квартире о поездке, он сразу же помчался на Боури-Лейн. Первой встретилась Тилли, и, выслушав ее рассказ о последних событиях в доме, он буквально взлетел на третий этаж, перепрыгивая через две ступеньки.
Вихрем ворвался в спальню, где в своем любимом обтянутом ситцем кресле сидела Лайза, накинув вязаный шерстяной платок, с открытой книгой, которую не читала, уставившись невидящими глазами на горящий яркий огонь камина.
– Ничего не надо, Тилли, – сказала она безжизненным голосом, даже не оглянувшись.
– Но мне нужна ты, моя дорогая девочка, – прозвучал голос мужа, и Торн опустился на колени у ее ног, глядя в ее бледное, мрачное лицо с нежностью и болью.
Лайза всхлипнула от радости, он поднял ее из кресла и сел в него сам, не выпуская ее. Она прижалась и крепко обняла его.
– О, Торн, – заплакала жена. – Мне было так одиноко без тебя.
– А мне без тебя, любимая.
– Не покидай меня больше. Пожалуйста, не оставляй больше среди этих чужих людей.
Он уже собирался поспорить с ней по поводу такого заявления, но вовремя сдержался: у жены плохое настроение и болезненное состояние.
