Хелен Диксон - Цыганские глаза
– Я? Пылкая? – ахнула Пруденс, притворившись обиженной, хотя на самом деле ощущала странный душевный подъем.
Лукас рассмеялся.
– В этом нет никаких сомнений. Ты, моя радость, самая пылкая и непокорная женщина из всех, кого мне посчастливилось встретить. А раз уж ты напрашиваешься на комплименты, никакая ты не простушка.
Она зарделась.
– Но я была простушкой.
– Именно что была, – сказал Лукас, с усмешкой глядя на ее красивое лицо. Его намерение ехать прямо в Марлден-Холл сменилось желанием провести время в более тесном общении, чем это позволяла верховая прогулка. Лесная поляна, покрытая цветочным ковром, и зеленые берега ручья показались Лукасу слишком заманчивыми. Он остановился.
– Слезай, – велел Лукас девушке.
– Почему?
– Потому что это прекрасный день для прогулки у ручья, – заявил он, спешившись и медленным шагом двинувшись вперед.
Пруденс насторожилась, заметив его страстный взгляд.
– Я так не думаю, – возразила она, крепче сжав поводья.
Лукас обхватил ее за талию и стащил с лошади. Пруденс ожидала, что он тут же ее поцелует, и была очень удивлена, когда он взял поводья и повел лошадей к огромному дубу. Оглянувшись, он протянул руку.
– Идем.
Девушка побрела за ним по мшистому берегу ручья, глядя на чистый поток, журчащий среди камней, и размышляя об уединенности этого места и собственной уязвимости.
– Я часто приходил сюда в детстве, – признался Лукас. – Это было одно из моих любимых мест.
Пруденс взглянула на него с улыбкой, представив себе высокого паренька с копной блестящих черных волос, шлепающего по воде.
– И что же вы здесь делали?
– То, что обычно делают мальчишки: носился по лесу, сбивая палкой листья, разувался и бродил по ручью до самого впадения в реку. Но чаще всего мечтал.
Лукас остановился и осмотрелся по сторонам, затем подошел к старому дубу и уселся прямо на землю, прижавшись спиной к стволу и подогнув одну ногу. Не сводя глаз со своей спутницы, он похлопал ладонью по земле.
– Садись.
Девушка робко повиновалась, аккуратно расправив юбки, но, словно упрямый ребенок, села не так близко к Лукасу, как ему хотелось.
Он смотрел прямо перед собой, погруженный в раздумья. Пруденс взглянула на его красивое лицо, позолоченное лучом солнца. Узкое и тонко очерченное, оно казалось почти таким же смуглым, как лицо Соломона. Девушка была очарована его взглядом, лишенным обычной насмешливости. Выражение его глаз было тоскливым, словно он пережил какое-то страшное потрясение, и пришел в этот родной, тихий уголок в поисках исцеления. Пруденс никогда не видела его таким. Отбросив ироничную надменность и самоуверенность, он казался до странности уязвимым.
– О чем вы думаете? – тихо спросила она, лениво пощипывая пальцами траву.
– О Стамбуле, – признался Лукас. – О золотых и белых куполах и бескрайней морской синеве за Золотым Рогом.
– О! – удивленно воскликнула Пруденс, не ожидавшая подобного ответа. – Может, расскажете мне?
– Если хочешь. Впервые увидев этот город с Босфора, я был поражен. Зрелище было необыкновенное. Семь его холмов волнами встали на фоне неба, а купола и минареты тонули в туманной дымке, словно мираж в пустыне.
Пруденс с любопытством взглянула на Лукаса.
– Зачем вы поехали на восток? – спросила она, сгорая от желания узнать о его прошлом.
Лукас легкомысленно пожал плечами, не желая посвящать Пруденс во все события последних пяти лет своей жизни, но кое-что решил все-таки рассказать.
– За удовольствиями… за приключениями. Меня манила красота востока, и я намеревался отправиться в Индию.
– И вы были разочарованы?
– Разочарован? Нет. Увидев Стамбул впервые, невозможно не восхититься.
Пруденс вздрогнула: полученные из книг сведения о загадочном востоке внушали ей ужас.
– Вы хотите сказать, что он не погряз в разврате и варварстве, что турки вовсе не кровожадные дикари, обращающие в рабство всех, кто попадается им на пути?
– Некоторые да. Жизнь в Оттоманской империи часто бывает жестокой. Это мужской мир, хотя влияние матери султана или бабушки, как у нынешнего султана, который при первой нашей встрече был семнадцатилетним юношей, поистине безгранично.
– Сколько вы там прожили?
– Почти три года.
– Боже… наверное, вам понравилось.
– Да. Я жил во дворце, – поведал Лукас с улыбкой.
Впечатленная его признанием, Пруденс удивленно моргнула.
– И чем же вы заслужили столь высокое положение?
– Султан отблагодарил меня за спасение его жизни.
Девушка была очарована, словно ребенок, слушающий волшебную сказку.
– О! Как?
– Я находился на судне, которое столкнулось в водах Босфора с баркой султана Мехмеда. В суматохе он и несколько его приближенных попадали за борт. Я всего лишь нырнул следом и вытащил его. Я не видел в своем поступке никакой особой доблести, но султан был благодарен и щедро наградил меня. Его величество почтил меня своей дружбой и предоставил мне свободу в пределах своего дворца.
Неожиданно Пруденс осенило.
– Что же вы делали на судне, идущем в Стамбул, если намеревались отправиться в Индию? Я изучала географию, и, по-моему, вы сбились с курса.
Лукас неожиданно смутился и отвел взгляд.
Пруденс широко раскрыла глаза и буквально подскочила на месте.
– Лукас! Ты был рабом? – Девушка была так захвачена его рассказом, что и не заметила, как впервые назвала его по имени.
Когда он наконец встретился с ней взглядом, его улыбка была почти застенчивой.
– Это правда. Я был рабом. Меня захватили и продали турецкому паше в Алжире. Он отвез меня в Стамбул. – В его глазах появился плутовской блеск. – Итак… что ты теперь думаешь обо мне? Не самая подходящая роль для героя. Я предпочитаю не распространяться об этом. При всей своей репутации храбреца, покрывшего себя славой на полях сражений, я не смогу посмотреть в глаза своим друзьям, если эта история выйдет наружу.
– Да уж, наверняка не сможешь. – Пруденс улыбнулась, почувствовав его настроение. – Но ты не виноват, что тебя захватили, и это приключение стоит того, чтобы о нем рассказывать.
– Иногда все это кажется мне сном.
– Когда ты спас султана, турецкий паша подарил тебя ему?
– Да. Он считал честью преподнести султану подобный подарок, но мне это честью не казалось. А что касается здешних представлений о рабстве, мое положение было вовсе не таким ужасным, как у рабов на западе.
– Но, наверное, это слишком унизительно для воина.
– Я некоторое время служил в турецкой армии, вместе с другими наемниками-христианами. К тому же, я стал одним из фаворитов султана. Он был молод и слишком одинок.
