Александра Соколова - Царский каприз
Она по очереди сближалась чуть не со всеми встречавшимися ей состоятельными молодыми людьми, каждому из них стоила относительно порядочных денег, за что и получила от всегда находчивого и остроумного Булгакова меткое прозвище: «Mademoiselle la ruine». Многие по старой памяти делали ей дружеские подарки, почти все откликались на ее не особенно редкие просьбы, но никто никогда не подпадал под ее влияние до такой степени и не подчинялся ей так, как Несвицкий.
И теперь, несмотря на резкость ее тона и на то нескрываемое пренебрежение, с каким она говорила с ним, он почти испугался, когда она выразила сомнение в том, что он действительно привез бриллианты, и, с силой схватив ее за руку, привлек к себе.
— Бриллианты у меня здесь, с собой, — сказал он ей, крепко сжимая ее в своих объятиях, — я взял их у жены… Это — хорошие, дорогие бриллианты, и мне прямо-таки до боли жаль, что ни одного камушка, ни одной жемчужинки из всего, привезенною мною, не попадет в твои загребастые лапочки! Вот разве Мейера ты уговоришь подождать немного?
— Ну, это дудки!.. Он ждать не станет… Да и к чему это? Не все ли равно?
— Как это «все равно»?.. Я не понимаю тебя!..
— Мало ли чего ты не понимаешь! — презрительно бросила ему Шишкина. — Если бы ты все понимал, так не то и было бы!.. И таких ты денег не проигрывал бы, и об уплате моему Мейеру так не хлопотал бы!.. А вот как сидишь ты незнайкой, так и дрожишь, и платишь, и всякие-то фокусы над тобой, сердечным, проделывать можно!..
Несвицкий при этих словах тревожно поднялся с дивана.
— Ты что-то странное говоришь, Катерина! — сдвигая брови, заметил он. — Ты намекаешь на что-то, от чего тебе может сильно не поздоровиться! Говори толком, если начала!..
— А ты не пугай! — дерзко рассмеялась она. — А то, неровен час, я сама тебя пугать начну, так тогда неизвестно еще, кому из нас страшнее будет. А если ты хочешь гостем у меня быть, так ты говори как следует!.. «Катерины» тебе здесь нет… И чтобы я такого разговора больше не слыхала! Ну, показывай, что ли, что ты там привез. Может, и внимания-то не стоит глядеть на твои камни?
— Ну как это внимания не стоит, если это — царские подарки?
— Как царские подарки? Кому?
— Моей жене. Тут жемчуг, который прислала ей императрица, да браслет, который ей на руку великий князь в день свадьбы надел!
— Так это ты царскими подарками, да еще не своими, а жениными, с Мейером за карточный долг рассчитываться хочешь? — громко рассмеялась Шишкина. — Вот так придумал! И влезет же, прости Господи, в пустую голову барская блажь! Куда же нас после этой твоей расплаты определят с Мейером, да и с тобой вместе, пожалуй?
— За что это?.. Ведь жена сама отдала мне эти вещи?
— Ну еще бы ты украл их у нее? Господи, Боже мой!.. Какой ты несуразный!
— Как же она смеет пожаловаться, если сама отдала?
— «Как смеет»? «Как смеет»? — передразнила князя Шишкина. — Да она так просто, не смеявшись!.. Нет, ты, ваше сиятельство, эту самую дурь брось и с Мейером честь-честью расплатись!.. А не то он до командира дойдет…
— Так что же я сделаю?
— А что хочешь, то и делай! Не учить тебя, не маленький!.. Да ты вещи-то покажи! — и Шишкина опять придвинулась к князю.
Тот лениво поднялся с места и маленьким ключиком отпер принесенный чемоданчик.
Пока он доставал и развертывал бумагу, в которую были завернуты футляры, Шишкина пристальным, жадным взглядом следила за ним.
Он открыл сначала один футляр, потом другой. У нее вырвалось восклицание, как будто дикий стон удовольствия.
— Да, штучки невредные! — тривиально проговорила она. — За это деньги дать можно! Выручить, что ли, тебя, в самом деле? — спросила она, как будто что-то быстро обдумав и решив.
— Да кто это может сделать? Ты?
— Ну да, я! Чего ты рот-то разинул, как галка?
— А разве у тебя есть деньги?
— Это уж не твоя забота. Не было бы, так и говорить не стала бы.
— Но ведь это дорого стоит.
— Цени, как знаешь! Я дам столько, сколько тебе нужно, чтобы с Мейером расквитаться…
— Две тысячи? Нет, этого мало!
— Так ступай, ищи, кто больше даст!.. Только поторапливайся, потому что у меня сегодня опять игра будет большая, а у Мейера свободных денег только и есть что твои. Он игру пропускать не станет, да и мне это не выгодно!..
— Что не выгодно? — тоном глубокого удивления переспросил князь.
— Чтобы Мейер серьезную игру пропустил! У нас сегодня новый фартовый купчик наклевывается, тоже ворона с разинутым ртом. И сам он не заметит, как все до копеечки спустит!
— Но позволь! Ты говоришь таким тоном…
— Каким это?
— А таким, как будто игра здесь у тебя ведется не чистая.
— Есть о чем горевать, что ты думать станешь!
— Но если игра не чистая… то…
— То ты не играй, а главное — не проигрывай!.. Когда ты намедни выиграл здесь у меня пятьсот рублей, так небось не задумывался над тем, «чистая» или не «чистая» игра у меня ведется.
— Так я тебе же отдал эти деньги?
— Глуп был, оттого и отдал!.. А теперь мне Мейер свой выигрыш отдаст… Все вы дураки, и вас только и стоит обирать, как Сидоровых коз! Больше вы ни на что и не годитесь!..
Князь стоял перед Шишкиной ошеломленный, с футлярами в руках, и, глядя на него в эту минуту, можно было без труда согласиться с ней, что он ровно ни на что не годится, кроме того, чтобы служить жертвой ловкой и бесстыдной эксплуатации.
— Ну, убирайся однако отсюда! — сказала она после минутного молчания. — Ты мне одеваться мешаешь! Скоро гости съезжаться станут… Мы сегодня рано за карты сядем, чтобы успеть посреди игры поужинать… После шампанского-то ходче дело пойдет, скорей вороны рты поразевают.
Несвицкий слушал Катю растерянно. Он начинал понимать, что сделался просто жертвой самой смелой и наглой эксплуатации, и в то же время почти с ужасом сознавал, что и вновь готов сыграть ту же пошлую и жалкую роль.
— Так как же с вещами?.. Только навряд ли ты найдешь кого-нибудь кроме меня, кто купил бы у тебя царские подарки. За это, брат, тоже не хвалят. Мне что? С меня взятки гладки!.. Скажу, что ты подарил мне эти вещи, что ты мне ими за любовь да за ласки заплатил!.. Я — вольный казак, мирской человек! Ну, давай, что ли… Так и быть, уж я тебе сотняжку накину… А в остальном мы сочтемся, и в долгу не останусь! — закончила она, подмигнув и протягивая руку за футлярами…
Князь машинально подал ей оба футляра одной рукой, а другой крепко обнял ее и прижал ее к себе.
— Чаровница! — захлебываясь проговорил он, против воли поддаваясь охватившему его непонятному волнению.
Взглянув на него в эту минуту, можно было серьезно поверить в силу навеянных на него волшебных, всепобеждающих чар.
