Елена Арсеньева - Одна любовь на двоих
– А не хочешь ли ты, Лушенька, барину помочь? — спросила Фенечка.
– Да я о том лишь и мечтаю, — жарко отозвалась Лушка. — А как?
– Ты девка хитрая, мозговитая, — решительно вступила в разговор Ульяша. — Да и мы не дуры. Давай в три ума измудримся, как Петра Иваныча с Анатолием Дмитричем из подвала вызволить.
– Надо стражу чем-нибудь опоить, — ни на миг не замедлясь, выпалила Лушка.
– Чем? Вином допьяна?
– Да этим свиным рылам, поди, весь наш припас наливочек да настоечек извести придется, покуда их с ног собьешь, — хозяйственно озаботилась Лушка. — Крепкие больно мужики, не сразу их возьмешь. Надо бы чего-нибудь добавить в вино… сонного зелья!
– Эх, милая, да разве оно не только в сказках водится? — удивилась Фенечка.
– И в сказках, и наяву, барышня, — усмехнулась Лушка. — В деревне знахарка есть, Елизарихой зовут, так она сон-травой промышляет: у кого ночница-бессонница, всяк к ней идет, сон-трава и голову больную исцелит, и ломотье-колотье всякое уймет.
– Елизариха! — воскликнула Ульяша. — А как ее зовут? Не Марфой ли?
– Марфа она и есть, — кивнула Лушка.
– Да ведь это моя родная матушка! — Ульяша прижала руки к груди: — Молю тебя, иди к той знахарке, попроси у нее самого наисильнейшего зелья. Скажи, что дочка ее теперь богата, что ехала в Перепечино с родней повидаться, а потом собиралась обратиться к барину с просьбой об их выкупе, да беда стряслась. Попроси матушку родимую мне помочь, дать зелья побольше да покрепче, чтобы не только страже, но и самому Искре хватило. Скажи, я-де, как от опасности избавлюсь, все сделаю, чтоб семью свою выкупить и к себе забрать. Да кланяйся ей в ножки от меня, родимой моей матушке!
– Все сделаю, — горячо пообещала Лушка и убежала, на ходу переплетая растрепанную косу.
Ульяша взволнованно стиснула руки. Ее так и била дрожь.
Вдруг повернулась, бросилась назад в комнату, упала под иконы.
– Что с тобой? — испугалась Фенечка, вбегая вслед за ней.
– Господи, прости! — молила Ульяша, всхлипывая. — Прости за гордыню мою!
– Да что?! О чем ты?!
– Ох, стыдно мне! — обернулась Ульяша. — Сама о помощи ее, Лушку, молю, а при этом думаю: бесстыдница же эта девка! Противно на нее глядеть. Противно подумать о том, что она с Искрой делала. Не хочу я этого! Лучше удавлюсь перед тем, как с ним в постель лечь!
– Да уж конечно, — суховато обронила Фенечка, — Анатолий Дмитрич небось получше атамана разбойного будет!
Ульяша так и обмерла. Не вдруг осмелилась проговорить:
– Кто?!
– Да кто, Анатолий Дмитрич, конечно, — спокойно повторила Фенечка. — Или, скажешь, не было у вас ничего?
– Не было! — воскликнула Ульяша возмущенно, да и осеклась… — Нет, не было, — повторила, но уже не так пылко. — Вроде снилось мне что-то, уж, наверное, поняла бы я, коли надо мной совершилось насилие!
– Ах, Ульяша… — засмеялась Фенечка. — Видела я, как он тебя целовал, да так нежно, что я даже всплакнула тихонечко. Нашу с милым другом любовь вспомнила, наши поцелуи, столь же нежные. Возмечтала, чтобы мой возлюбленный ко мне явился, как встарь! А потом вспомнила, что его в живых нет, — и залилась слезами горючими. Тут меня и нашла Ефимьевна, тут она и вас вдвоем увидела…
– Неужели милый твой к тебе в дом пробирался? — изумилась Ульяша. — Как же он исхитрялся? Или ты к нему на свиданья бегала?
– Брат мне и думать о Бережном запретил, мол, сыщик, начнет в доме все выведывать да выспрашивать, такая, дескать, родня нам не надобна. Но мы с Леонтием Савичем не могли друг от дружки отказаться, и стал он ко мне тайно проникать. Брат стражу выставит, а он всех обманет и в комнату мою проберется. Нацелуемся, намилуемся, а расставаться невмочь! Все уговаривал бежать с ним, тайно венчаться, да я такая трусиха была, такая глупая трусиха! Сейчас я, конечно, куда угодно бы за ним побежала, босиком пошла бы… но поздно, поздно, нет моего милого в живых.
– Как же он к тебе проникал, если стража кругом была? — настойчиво спросила Ульяша.
– Когда-то давно, когда отец еще не знал, что Бережной в тайной полиции служит, показал он ему рисунок старых воздуховодов, которые дед строил для отопления дома изнутри. Затея эта не удалась, а трубы по всему дому остались проложены: какие шире, какие уже. Почти все они сообщаются между собой. Уж не знаю, как удалось Леонтию Савичу срисовать этот чертеж, однако он расположение тайных ходов знал хорошо. Кроме того, у него свой человек в доме был: старый печник Фрол. Бережной приезжал, передавал ему письмо для меня, а тот бросал письмо в мою печку. Лето стояло, жара, печей тогда не топили, а я знала, что там мне нужно письмецо высматривать. Как увижу листочек, так и жду ненаглядного. Никто ни о чем не задумывался, только Семен, Чума-сыромятник, что-то недоброе чуял. Он ведь и сам мечтал на мне жениться. Все подзуживал Ефимьевну: следи, мол, за барышней, нечисто дело! И как-то раз Ефимьевна выследила Фрола. Письмо выкрала и передала его Петру. Письмо было не простое — Леонтий Савич снова уговаривал меня бежать… Фрола за пособничество Бережному так пороли, что он после сего недолго прожил. А я все ждала милого, не зная о том, что письмо в чужие руки попало. Но все — пропал мой Леонтий Савич! Петруша смеялся: мол, бросил он тебя, другую нашел, получше. А я не верила в такое. И только потом узнала, что убили его разбойники. Но кто те разбойники были, я не знаю. Догадываюсь, но даже думать об этом боюсь. Но не забыла я его, не забыла рук его и губ. Что глядишь? Грешна я? Ну и пускай. С немилым постыло, а с любимым — сласть и счастье!
– Сласть и счастье, — задумчиво повторила Ульяша и отвернулась, чтобы Фенечка не заметила, как бросилась кровь ей в лицо при воспоминании о том, что Анатолий ее целовал в ту ночь…
Но внезапная мысль ее отрезвила, заставила забыть о воспоминаниях и мечтах, обратила вновь к немилосердному настоящему:
– О каких потайных трубах говорила ты, Фенечка? О каких никому не известных ходах? Где они начинаются? Куда ведут?
– Говорю, был один такой в моей светелке возле печки, да отверстие то по приказу Петра заделали. О прочих же трубах ничего не знаю, но в кабинете старого барина — теперь Петр там устроил свой кабинет — должен быть рисунок всех этих тепловодов.
– Где бумаги в кабинете лежат? — стремительно спросила Ульяша.
– Кажется, в старом дедовом шкафу должны быть, черной тряпицей обернутые, — нерешительно предположила Фенечка.
– Мы должны найти этот чертеж и добраться до тайников! — решительно сказала Ульяша. — Вдруг один из ходов ведет в подвал? А если и в самом деле через тепловоды эти можно чуть ли не в любую комнату попасть, то мы домом овладеем так же незаметно и хитро, как греки овладели Троей!