Карен Рэнни - Как избежать соблазна
Возможно, ему стоит подойти к своему будущему зятю. Идея имела свои положительные стороны, и все же в последний момент Фентон передумал. К Гранту Роберсону не подходят без приглашения. Даже сейчас, у него на балу, люди появляются, а потом вдруг исчезают, будто растворяются.
Фентон считал, что у графа с Арабеллой очень много общего, если бы только они как следует пообщались, чтобы понять друг друга. Арабелла по-своему также одержима, как и Грант. Она тоже беззаветно предана науке. Возможно, этот брак сможет оказаться успешным.
Доктор просиял, полагая себя самым счастливым человеком на свете. Он отыскал глазами графиню. Пребывая в трауре, она, однако, отодвинула в сторону свою скорбь, дабы устроить этот бал в честь Арабеллы. Фентон поймал ее взгляд, улыбнулся, кивнул и возликовал, когда она ответила на его улыбку чуть заметной своей.
Лицо ее казалось слишком бледным, но, с другой стороны, она никогда не могла похвастаться румянцем. В остальном же это вполне здоровая женщина, чей возраст чуть больше, чем она готова признаться. Но фигура у нее по-прежнему великолепная.
Фентон многие годы любил ее и все это время твердил себе, что глупо испытывать такое чувство к женщине, которая гораздо выше его по положению. Сейчас так хотелось хоть раз пригласить ее на танец. Но нет. Возможно, когда-нибудь, только не сегодня. Одного исполненного желания пока вполне достаточно.
Доротея улыбнулась ему.
– Нам с вами почти не удалось сегодня побеседовать, – сказал Грант, когда перерыв в музыке дал ему возможность говорить.
Танец закончился, но он не отошел от Арабеллы. Почему так трудно разговаривать с ней и так невероятно легко говорить с Джиллианой?
Когда он находился рядом с Арабеллой, его природная осторожность поднимала голову. Несмотря на увлеченность Арабеллы медициной и на ее любовь к врачеванию, она не была ни мягкой, ни добросердечной. Как ни старался, Грант не мог представить ее нежно прижимающей к груди ребенка.
– А нам обязательно беседовать, ваше сиятельство? – спросила Арабелла. – Насколько я поняла, вас интересует не столько мое умение вести беседу, сколько моя способность к деторождению.
Он воззрился на Арабеллу, не зная, как на это реагировать. И ведь она вовсе не пыталась шокировать его. В сущности, лицо ее выражало крайнюю скуку.
Грант подозревал, что единственный способ пробудить ее любопытство или даже воодушевление – это привести ей какого-нибудь больного.
– Вы прекрасно танцуете, – сказал он. Она не ответила на комплимент.
– И вы сегодня очень красивы.
– Все это результат уловок, – парировала она. – Немного румян, выщипанные брови, а затем меня затянули до такой степени, что мои формы едва ли можно назвать естественными. Не сомневаюсь, что это станет причиной ухудшения работы моего желудка.
– Неужели все настолько плохо?
Она нахмурилась.
– Мне нравятся ваши волосы, особенно с вплетенными в них цветами, – продолжил Грант.
– Это работа камеристки вашей матери. Она сказала, что я буду как Афродита. У меня же нет ни малейшего желания подражать какой-либо греческой богине, – пояснила Арабелла. – А уж если так необходимо кого-то копировать, то почему не Гиппократа?
– Я полагаю, что Гиппократ был мужчиной, а камеристке хотелось, чтобы вы выглядели сегодня как женщина.
Арабелла промолчала.
– Как насчет еще одного танца, Арабелла?
– Я бы не хотела, ваше сиятельство. Думаю, мне удалось избежать осуждения вашей матери, достигнув равновесия между моим долгом и терпением.
Он поневоле улыбнулся такому ответу, ведь Арабелла, как он уже знал, терпеть не может бывать в обществе.
– Мой брат Эндрю был таким же, – заметил Грант. – Он ненавидел какие бы то ни было светские сборища и, бывало, прятался в библиотеке.
– В самом деле, ваше сиятельство?
Она снова отдалилась от него. Ее интерес явно падает, когда разговор касается кого-то другого, а не ее. Или, может, он просто слишком суров, и Арабелла неловко себя чувствует с ним?
– Вам удалось найти в Роузмуре пациентов, которые требуют ваших знаний и опыта? – Вот тема, которая придется ей по душе.
– У сына садовника очень сильный порез на руке. Полагаю, он гноится, – сказала Арабелла. – Не знаю, удастся ли мне восстановить работу пальцев или придется ампутировать два из них.
– О Боже, – потрясенно произнес Грант. – Надеюсь, в этом не будет необходимости.
– Врач знает, что он должен делать, ваше сиятельство. Подробности его действий непрофессионалу трудно понять, как, впрочем, и вынести без крепких нервов.
– Я обладаю не только достаточной степенью выдержки, Арабелла, но и некоторой долей сострадания. Марк должен зарабатывать на жизнь. Как он будет делать это без одной руки?
– Но это лучше, чем если он умрет от заражения, ваше сиятельство.
Она повернулась лицом к бальному залу, словно разглядывать танцующих было для нее интереснее, чем разговаривать с Грантом.
Вопрос, которой он задал ей, был глупым, но он все равно спросил:
– А вы считаете, что мы подойдем друг другу, Арабелла?
Она взглянула на него:
– Вы хотите знать мое мнение? Впервые за время этой авантюры кто-то интересуется моим мнением.
– Значит, вот чем вы это считаете – авантюрой?
– За неимением лучшего термина. А как бы вы назвали это, ваше сиятельство?
Бедствием. Крахом. Катастрофой. Вслух он, разумеется, этого не сказал.
Пока они стояли у стены зала, Арабелла постоянно дергала перчатки и отбрасывала локоны со щеки. Пышные рукава, очевидно, раздражали ее, потому что она то и дело подтягивала их кверху. Изучая свои книги или занимаясь лечением пациента, Арабелла была собранной и чувствовала себя в своей стихии. Сейчас же ей было явно не по себе.
Грант мягко коснулся ее плеча, скользнув пальцами вдоль его изгиба успокаивающим прикосновением. Арабелла замерла.
– Уберите руку, ваше сиятельство. Мы еще неженаты. Я еще не принадлежу вам.
Грант не спешил подчиниться, и она шагнула в сторону.
– Я не сделал вам ничего плохого, Арабелла. И не сделаю. Вы не должны меня бояться.
Она отступила еще дальше от него, отказываясь принять и его слова, и его самого.
– Вы станете графиней. Одно это уже должно принести вам некоторое утешение.
Гранту хотелось успокоить ее, прогнать этот взгляд загнанного зверька с ее лица. Внезапно в ней появилось что-то невинное и почти детское, заставившее его вдруг осознать, что, видимо, он никогда не почувствует к ней страсти, но сумеет испытать желание защитить ее. И это может стать основой его брака, возможно, более крепкой, чем была у его родителей.
– Я всего лишь хочу, чтобы вы оставили меня в покое.