Маргерит Кэй - Повеса с ледяным сердцем
— Я выпил очень много, — согласился Рейф, свалившись на кровать и энергично кивая. — Знаете что? Этого оказалось мало. — Он хотел подняться, но ноги не слушались его.
Генриетта поймала его и не дала упасть на пол. Огромным усилием ей удалось вернуть его на кровать, но он пытался слезть с нее.
— Я хочу еще бренди. Вот чего я хочу.
— Уж этого вам больше не надо, — возразила Генриетта, толкнув его сильнее.
Рейф упал на спину и состроил удивленное лицо, отчего Генриетта расхохоталась.
— Над чем вы смеетесь?
— Ни над чем, — тут же ответила она, зажимая рот рукой.
— Генриетта Маркхэм, мне нравится, как вы смеетесь, — сказал Рейф и криво усмехнулся.
— Мне нравится, как вы смеетесь, Рейф Сент-Олбен, хотя смеетесь вы очень мало. Вам следует поспать. Утром у вас будет страшно болеть голова.
— Она уже страшно болит, — пробормотал Рейф, — в ней роится целый сонм неприятных мыслей. И вы в этом виноваты.
Как трогательно. Генриетта никогда бы не подумала, что это слово к нему вообще применимо. Но он выглядел именно так — волосы дыбом, шейный платок смялся, жилет наполовину расстегнулся. Черная, почти синеватая щетина на щеках. Щеки красные, глаза сонные. Он выглядел моложе и беззащитнее. Вытянул руки, будто сдавался, одна нога покоилась на кровати, другая свисала на пол. Генриетта приблизилась к нему.
— Рейф, я волновалась из-за вас.
— Идите сюда.
Генриетта и не подозревала, что он способен так быстро двигаться. Прежде чем успела отойти на безопасное расстояние, он схватил ее за руку и усадил на кровать рядом с собой. Она и охнуть не успела. И ничуть не сомневалась, что выглядит столь же удивленной, как он несколько мгновений назад.
— Ха. Вот ты и сбросила маску, Генриетта Маркхэм.
— Отпустите меня. И больше не называйте меня так.
— Как же мне называть тебя? Мисс Маркхэм? Я думаю, мы уже перешли через этот рубеж. Гетти? Нет, Гетти не пойдет. Гетти звучит как двоюродная бабушка или горничная. Генри? Не пойдет. Ты слишком женственна для таких имен. — И Рейф снова застал Генриетту врасплох, легко перевернув ее так, что она оказалась на нем, прижавшись грудью и бедрами. — Как приятно, — пробормотал он, блуждая руками по ее телу. — У тебя очень хорошая попка, ты знаешь это?
— Рейф, прекратите. Вы пьяны.
— Я немного опьянел, но это обстоятельство, искренне уверяю тебя, нисколько не мешает мне оценить по достоинству твою прелестную попку.
Руки Рейфа обследовали изгибы ее тела, крепче прижали к себе. Хотя Генриетта знала, что он навеселе, она невольно согласилась с ним. То, что он делал, просто восхитительно. Пуговицы его сюртука врезались ей в бок. Она чувствовала, как цепочка и часы впиваются в живот. От него разило самцом. Тем самым Рейфом.
К бедру Генриетты прижималось еще что-то. Она стала нерешительно извиваться, чтобы избавиться от этого прикосновения, но его руки крепче охватили ее попку, и то, что упиралось в нее, стало тверже. Генриетта догадалась, что это, и ее бросило в жар. Она чувствовала, как неумолимо твердеют ее соски, и лишь надеялась, что бренди, рубашка и жилет не позволят Рейфу почувствовать это. Вновь начала извиваться, уверяя себя, что действительно пытается высвободиться, но этим довела Рейфа до стонов, более того, расслышала и свой стон, пока мужское достоинство упиралось в бедро.
Фланелевая ночная рубашка обвила ей ноги. А если выждать? Рейф ведь может уснуть. Она осторожно подняла голову и тут же встретила взгляд его сверкающих голубых глаз. Ни намека на сон.
— Генриетта, что ты собираешься делать сейчас? Снова ерзать? Считай, что ты уже получила разрешение на это.
— Рейф, где вы были?
— Моя память забилась ядовитыми воспоминаниями. Я решил, что бренди смоет их. Но ничего не получилось. — Он удрученно пожал плечами. — Ты подумала, я брошу тебя?
— Нет. Да. На мгновение мне так показалось. Но… нет. Вы говорили, что поможете мне, и я знала, что вы вернетесь. Надеялась. Ведь без вашей помощи я не справлюсь.
— Но я же говорил, что позабочусь о тебе, — пробормотал Рейф. — Именно поэтому я и вернулся. Генриетта Маркхэм, ты даже понятия не имеешь, что мне именно сейчас от всей души хочется позаботиться о тебе. Я ведь говорил, мне нельзя доверять. Разве не так?
Более чем прозрачные намерения. После этих слов у нее от предвкушения и тревоги напрягся живот. Его рука поглаживала ее спину. Сквозь ночную рубашку она почувствовали, сколь горяча эта рука, и все равно ее охватила дрожь. Вновь вернулось ощущение, когда покалывает все тело. Она сама приблизилась к грани, когда можно совершить любое безрассудство. Как у него это получалось?
— Получалось что? — пробормотал Рейф, и она догадалась, что снова озвучила свою мысль. — Ты не шутишь? — спросил он с озорной улыбкой. Генриетта понятия не имела, как ему это удавалось, только его руки на этот раз проникли под ночную рубашку.
— Рейф! — Одно быстрое движение руки, и у нее перехватило дыхание. Еще одно движение, и она почувствовала, что уже не может дышать. — Рейф, — снова произнесла она, теперь в ее голосе звучал не протест, а скорее мольба. Мольба, на которую он вроде обратил внимание, ибо перевернул ее на спину. Его руки скользили вдоль ее живота. — Рейф, — со стоном бормотала она слабым голосом.
Рейф тоже простонал, взял ее груди в ладони и ласкал большими пальцами набухшие соски. От его движений ее бросало в жар, она извивалась и изгибала спину в жажде новых прикосновений.
Рейф поднял ночную рубашку выше. При жемчужно-сером свете наступавшего утра ее кожа казалась прозрачной. У нее было роскошное тело с изящными изгибами, столь томительно желанное, как он, собственно, и представлял. Рейф опустил голову, желая поскорее коснуться устами розового соска. Его щетина царапнула нежную кожу под ее грудью.
Он на миг представил себя, растрепанного, источающего запах бренди, этакого отпетого повесу, каким его считала Генриетта, и застыл. Он этого не сделает. Не может так поступить. Генриетта такого не заслужила. Демоны, которых она пробудила к жизни и которых он изгонит, погрузив свой нетерпеливый стержень во влажную гостеприимную плоть, не ее демоны. Он не воспользуется ею, сколь бы ему того ни хотелось.
Страстное желание. Эти слова отдались в его ушах, когда он опустил ее ночную рубашку, отодвинулся от чересчур соблазнительной фигуры и с трудом присел на край кровати. Страстное желание. Нет, не то. Хотя именно это он почувствовал, взглянув на нее. Желание соединиться телами — самый чувственный союз. Он это знал. Желание отдаться этому чувству и получить в ответ то же самое. Желание интимности — следствие чувственного союза. Страстное желание того, что он навсегда утратил. Невинность. Оптимизм. Идеализм. Вера в любовь. Эти чувства жили в ней. Он не имел права лишать этого. Во всяком случае, не таким образом.
