Барбара Картленд - Искушение Торильи
Почувствовав ее смятение, маркиз спокойно сказал:
— Все в порядке. Обещаю вам, все будет в порядке.
— Если бы я… рассказала Берил о нашей встрече… сразу, как только приехала в Холл…
— И почему же вы не сделали этого?
Торилья не посмела ответить.
Разве может она сказать, что ее поведение, которого следовало стыдиться, — самое чудесное событие в ее жизни?
Понимая бушевавший в ее душе конфликт, маркиз поднялся.
— Возвращайтесь в зал и веселитесь, Торилья. Позвольте мне все уладить.
— Это вы… про сэра Джоселина?
— Он не сделает ничего плохого ни вам, ни Берил, — пообещал маркиз. — Прошу вас довериться мне, даже если вы считаете, что это невозможно.
— Я… верю вам.
— Вопреки всему, что вы думаете обо мне?
Она подняла глаза и уже не смогла опустить их.
Даже не прикасаясь; маркиз обнимал ее; словно какие-то волшебные нити навечно соединили их.
И вдруг, явно пересилив себя, маркиз посмотрел в сторону и сказал уже другим тоном:
— Ваш отец передает, что любит вас и надеется, что вам весело здесь.
— М-мой… отец?
Торилье показалось, будто она ослышалась. — Я съездил в Барроуфилд, — объяснил маркиз. — Там я побывал у вашего отца, и, наверное, вам будет приятно узнать, что все его предложения будут немедленно претворены в жизнь.
— Вы… имеете в виду… — промолвила Торилья и, бессильная продолжать, остановилась.
— Воздуходувку Баддла, безопасные пампы, новые водяные насосы, дополнительные меры безопасности… Там целый список.
— Я… ничего не понимаю, — пробормотала Торилья, но в глазах ее вспыхнул свет.
— Вы были правы, — сказал маркиз, — полностью правы во всех обращенных ко мне претензиях. Шахта действительно превратилась в ад, которому не место на земле.
Торилья безмолвно смотрела на Хэвингэма.
— Я уволил смотрителя, и ваш отец помог мне подобрать другого человека. Я запретил использовать в моей шахте труд детей, не достигших шестнадцатилетия, а женщины — там, где это возможно, — вообще не будут спускаться под землю.
Торилья всплеснула руками.
— Наверно, я… сплю.
— Ваш отец сказал-то же самое. — Маркиз улыбнулся. — Еще будут подарки и мясо — на праздники и старикам; премии старательным — как у Фицвильяма; четыре шиллинга в «лишний медяк», когда люди работают полную шестидневную неделю, помимо простой прибавки к заработку.
— Как вам удалось… сотворить… подобное чудо? — воскликнула Торилья.
— Я исполнил только то, что вы приказали мне.
— Но я даже не думала… Я не мечтала… — Торилья закрыла лицо руками. — А знаете, я потом поняла, что должна была попросить у вас помощи, а не… набрасываться подобным образом.
— Я заслужил эти упреки, — сознался маркиз. — Нечего ссылаться на неведение, когда речь идет о пренебрежении своими обязанностями. Все это я заслужил, Торилья, вы могли бы упрекнуть меня и в большем.
— И теперь… все… изменится.
Глаза ее наполнились внезапными слезами.
— Угольная шахта всегда будет угольной шахтой, ее трудно превратить в приятный уголок, — ответил маркиз. — Однако отец ваш доволен.
— Ну чем я могу отблагодарить вас?
Торилья покраснела, вспомнив, что однажды уже задавала этот вопрос.
Маркиз, должно быть, подумал то же самое.
— Ну а теперь, — промолвил он, — когда с делами покончено, — скажите, как вы намерены поступить с нами обоими?
— С нами? — удивленно переспросила она.
— Да, с нами, — повторил маркиз. — Мы оба поняли, что произошло, когда я поцеловал вас. Тем не менее я дал вам свободу, надеясь, что никогда не увижу и со временем позабуду. — Он тяжело вздохнул. — Но мы встретились снова, Торилья, и теперь я знаю, что не смогу жить без вас.
О том же самом думала и она, понимая теперь, что наконец-то слышит ответ, развеявший ее сомнения.
Все, что она чувствовала, чего искала, о чем тревожилась, случилось потому, что она влюбилась, когда маркиз прикоснулся к ее губам.
Она пыталась сопротивляться своему чувству, пыталась отрицать его, но это была любовь. Настоящая любовь, какая была у ее родителей.
Такая любовь не позволяла ей даже думать о том, что она может принадлежать другому мужчине.
— Я люблю тебя, Торилья! — медленно произнес маркиз, и от этого ее душа затрепетала.
Маркиз проговорил эти слова очень медленно, и они словно бы затрепетали в ее душе.
— Б-берил!
Торилья прошептала имя кузины, но ей показалось, что оно прогремело, отражаясь эхом от стены.
— Да, Берил! — согласился маркиз.
Он посмотрел на полный цветов камин, словно бы надеясь отыскать там решение, а Торилья любовалась его широкими плечами, атлетической фигурой, темными волосами.
Теперь, когда рухнули все преграды, она поняла, что любит его всем существом — рассудком, душою, телом — и принадлежит только ему.
— Я пойду к Берил и скажу ей всю правду. — предложил Хэвингэм.
— Нет-нет… этого… нельзя делать.
— Я попрошу ее вернуть мне свободу… ибо такой брак будет несчастьем для нас обоих.
— Но Берил… хочет выйти за вас, — сказала Торилья, — и вы не хуже меня знаете, что… разрыв, нанесет ей… самый жестокий и болезненный удар в глазах света.
— Быть может, мне удастся уговорить ее отказаться от меня.
Торилья беспомощно всплеснула руками.
— Она не сделает этого! И потом, мы не сможем быть счастливы, если причиним ей горе и устроим скандал.
— Ты говоришь именно то, что я и рассчитывал услышать, — повернулся к ней маркиз. — Но как мы обойдемся друг без друга?
Лицо Хэвингэма внезапно осунулось, а в глазах промелькнула такая боль, что Торилье захотелось немедленно обнять его и утешить.
Нет, он предлагает нечто не правильное, совершенно не правильное!
И тем не менее она услышала от маркиза предложение выйти за него замуж, пусть и не облеченное в приличествующие случаю слова.
Однако, вновь прочитав ее мысли, Хэвингэм тихо сказал:
— Видит Бог, Торилья, ради нашего брака я мог бы отказаться от Царствия Небесного. Я смеялся над любовью, я уверял свою мать, что она никогда не придет ко мне. И теперь моя самоуверенность посрамлена.
Помедлив немного, он продолжал:
— Я люблю тебя, я не думал раньше, что женщину можно так любить. Твое лицо всегда у меня перед глазами. А ночами я обнимаю тебя, как было однажды, когда я, несчастный глупец, добровольно выпустил тебя из объятий.
— Я… я… не должна была позволять вам… целовать меня, — шепнула Торилья.
— Нет, это был знак судьбы. Сам того не ведая, я всю жизнь искал тебя, моя дорогая, и мне кажется, что и ты искала меня.
Это была истинная правда, хоть Торилья раньше и не подозревала об этом. Лишь теперь она осознала, что нашла в нем все, о чем мечтала, на что надеялась… словом, свой идеал.
