Мэри Патни - Розы любви
— Нет, оставьте его здесь. Я бы хотела посмотреть на остальные картины: может быть, среди них найдется что-нибудь подходящее?
Она нашла два прелестных пейзажа, которые вполне заслуживали того, чтобы украшать стены любой гостиной. Последняя картина оказалась еще одним портретом, и на сей раз лицо, глядящее на Клер с холста, принадлежало самому Никласу. Он позировал, держа в руке поводья лошади, а у его ног лежали охотничьи собаки. У Клер перехватило дыхание: столько беспечного обаяния было в этом красивом смеющемся юноше. Именно так выглядел Никлас, которого она видела в детстве и который ее очаровал.
Но тут она озадаченно сдвинула брови: одежда па портрете была слишком старомодной, а цвет кожи и волос — слишком светлым, не таким, как у Никласа.
— Кто это? Может быть, это отец его милости? Уильямс сел на корточки и прочитал надпись на маленькой металлической табличке, вделанной в раму: «Достопочтенный Кенрик Дэйвис». Дворецкий выпрямился.
— Он ушел из дома еще до того, как я начал здесь работать. Я видел этот портрет лишь однажды и решил тогда, что на нем изображен мастер Никлас.
— Повесьте его над тем камином, который ближе к вестибюлю, а портрет леди Трегар поместите над другим. — Клер вытерла пыльные руки о юбку. — Если все пойдет нормально, гостиная будет полностью готова к приезду лорда Эбердэра из Суонси.
Когда Никлас вернется, она будет ждать его в гостиной, чтобы увидеть реакцию на портрет его покойной жены.
Глава 7
Когда они закончили менять мебель в гостиной, в окно уже лились косые лучи вечернего солнца. Клер поблагодарила всех, кто принимал участие в работе, и отпустила их по домам.
Прежде чем подняться к себе в спальню, чтобы принять ванну, она еще раз окинула взглядом гостиную. Взыскательный критик мог бы заметить, что обои слишком выцвели, но в общем получилось очень мило. Надеясь, что Никлас будет доволен, Клер вышла в вестибюль и с удовольствием вдохнула воздух. Новая кухарка, миссис Хауэлл, трудилась весь день, и по дому разносились дразнящие ароматы жареного мяса и свежеиспеченного хлеба.
К смущению Клер, в эту самую минуту в дом вошел граф, без шляпы и со свернутым хлыстом в руке.
— Привет, Клер, — сказал он с улыбкой. — День прошел удачно?
Девушка сердито подумала о том, как несправедлива жизнь. Почему дорожная грязь, заляпавшая сапоги и сюртук Никласа, только придала ему более щегольской вид, меж тем как ее, Клер, пятна пыли на платье делали некрасивой и неопрятной? Жался, что он не приехал на полчаса позже, она ответила:
— Очень. А у вас?
— Я нашел инженера, который прокладывал рельсовый путь в Мертир-Тизфил, и еще обнаружил отличное место для морского причала. Я расскажу вам обо всем за обедом. — Он понюхал воздух. — Как вкусно пахнет! Стало быть, вы сумели нанять кухарку?
— Да, и это не единственный успех. Она поманила его за собой в гостиную, стараясь не показать, что нервничает.
Войдя, он тихо присвистнул:
— Бог ты мой, здесь так светло и уютно! Трудно поверить, что это Эбердэр. Как вам удалось столько всего сделать за такое короткое время?
— Это не моя заслуга. Идея принадлежит Уильямсу, а работу выполнили слуги, которых я наняла утром. Вам правится результат?
— Очень.
Никлас чарующе улыбнулся и принялся внимательно осматривать новое убранство комнаты. Дотронувшись до цветка в вазе, он удивленно взглянул на Клер.
— Где вы нашли цветы? Ведь весна еще только началась.
— Хотите верьте, хотите нет, но они из оранжереи Эбердэра. Все эти последние четыре года садовник продолжал выращивать там овощи и цветы, поскольку никто не приказывал ему прекратить работу.
Граф был ошеломлен.
— Старый Иоло с деревянной ногой? Когда Клер кивнула, он сказал:
— Я только сейчас сознаю, какую власть имел над Эбердэром, даже когда совершенно не думал о нем. Иоло, Уильямс, остальные слуги, которые трудились здесь все эти годы, — право же, я не заслуживаю такой преданности.
— Конечно, не заслуживаете, — не без ехидства согласилась Клер. — Но пусть вас утешает мысль о том, что они были преданы не вам лично, а скорее своему жалованью. К тому же Иоло продавал неиспользованные цветы и овощи из оранжереи на пенритском рынке, так что он еще и нажился на вашем отсутствии.
— И все же… — начал было Никлас, но тут же осекся, увидев портрет Кенрика Дэйвиса. После долгого молчания он тихо спросил:
— Мой отец?
— Так гласит табличка на раме. Портрет был на чердаке. А вы раньше никогда его не видели?
— Никогда. Наверное, дед велел унести его на чердак, когда лишил моего отца наследства. — Он внимательно вгляделся в лицо, изображенное на портрете. — Теперь я понимаю, почему дед не сомневался в том, что я действительно его внук.
— Вы помните своего отца?
— Немного. Помню, что он часто смеялся. Должно быть, жизнь, которую он вел среди цыган, была для него своего рода игрой. Она его привлекала, но думаю, что если бы он не умер от лихорадки, то в конце концов вернулся бы в свой мир.
Он повернулся и начал вышагивать по комнате.
— Вы хорошо расставили мебель. Гостиная стала гораздо уютнее.
Клер была довольна; расположение мебели было ее собственной идеей. Она шла за Никласом, наблюдая за его реакцией, чтобы выяснить, что ему понравится больше, а что меньше. Он легко провел ладонью по блестящей поверхности столика из атласного дерева, ткнул свернутым хлыстом в мягкое сиденье стула, носком сапога проверил длину ворса великолепного персидского ковра, который до сих пор хранился в свернутом виде на чердаке.
Взглянув на Клер, он открыл было рот, чтобы что-то сказать, и вдруг словно окаменел.
— А это еще откуда взялось, черт побери?! Этот взрыв ярости был настолько неожидан, что Клер на мгновение точно парализовало. Сообразив, что стоит под портретом леди Трегар, она, судорожно сглотнув, тихо ответила:
— Тоже с чердака.
Никлас поднял хлыст. Клер вскрикнула и инстинктивно прикрыла рукой лицо. Послышался тихий свист, потом — громкий щелчок. Клер ничего не почувствовала и на мгновение в замешательстве подумала, что удар все же достался ей и сейчас она ощутит боль.
Только когда Никлас дернул хлыст назад и ударил снова, до девушки дошло, что он целил совсем не в нее: кончик хлыста крест-накрест рассек нарисованное лицо его покойной жены.
— Уберите его! — рыкнул Никлас. — Сейчас же!
Он выскочил из комнаты, захлопнув за собой дверь с такой силой, что мелко затряслись и зазвенели стеклянные абажуры ламп.
Потрясенная, Клер без сил опустилась на стул. Она предполагала, что, увидев портрет, он почувствует удивление и, быть может, горе, и приготовила короткую речь о том, что следует смириться со своей потерей и жить дальше. Однако его ярость разрушила все ее планы. Такая ярость могла быть порождением горя и чувства вины — однако выражение на его лице куда больше походило на ненависть, чем на любовь.
