Дженнифер Блейк - Испанская серенада
— Но выдумки Исабель затрагивают ваше имя. Вас это не тревожит? — поинтересовалась она.
— Мое прошлое не столь уж безупречно чисто. Пара лишних пятен ничего не изменит.
— Вы могли бы попытаться убедить ее, что вовсе не являетесь ее героем-спасителем, Сидом, победившим демонов, терзавших ее.
— О, я пытался. Я заменил ее другой спасенной мной девицей.
Глаза Пилар расширились, когда до нее дошел смысл произнесенных им слов. В ту же минуту она вспомнила, как страдала Исабель, когда Рефухио привез ее, Пилар, в тот домик в горах. О, он никогда ничего не делал просто так, у него всегда были веские причины поступить именно так, а не иначе!
Она глядела на его темные волосы, спутанные ветром, на чеканные черты лица, на широкие плечи, скрытые под развевающимся плащом, чувствовала запах его тела. В его присутствии Пилар захлестывало незнакомое тепло, и она не могла противостоять этому наплыву. В этом человеке было нечто более привлекательное, нежели красивая внешность, — его острый ум, мстительность, сумасшедшая сила воли. Он был устрашающим противником, вооруженный яростью, силой и проницательностью. Следовательно, возникал вопрос: если все его действия имели причину, то для чего ему понадобилось рассказать, зачем он взял ее в свой приют в горах? Возможный ответ мог оказаться таким, что спрашивать было рискованно.
— Я вижу, — сдавленно промолвила Пилар.
— Да, — мрачно согласился он, — так я и думал. Скажите мне, это было жестоко или нет? -
— По отношению к кому?
— К Исабель, разумеется. Не похоже, чтобы я фигурировал в роли вашего спасителя, героического или какого-нибудь еще.
— Нет. — Она взглянула на море, становившееся все более неласковым, и продолжала: — Думаю, вы хотели ей добра. — Помедлив, она спросила Рефухио: — А как насчет этой вдовы? Она уверена, что вы — вернувшийся возлюбленный ее юности.
— Вы считаете, что она тоже грезит? Не обращайте внимания, я позабочусь о ней. Мечты доньи Луизы не имеют к вам отношения.
Она посмотрела ему в глаза. В его взгляде ничего нельзя было прочесть.
Пилар болезненно понимала, что многим рискует, но решила добиться своего.
— Вы должны знать, что она знакома с доном Эстебаном.
— С ним знакомы многие.
— Вы не находите это странным?
— Нет. — В его голосе послышалось раздражение. — Я нахожу это неприятным, скучным и чертовски неподходящим, но ведь Луиза вращалась в придворных кругах, как и ваш отчим, так что странным я их знакомство не нахожу. В чем дело? Вы невзлюбили ее?
Она знала, что совершает ошибку, но тем не менее она предпочла не отвечать на вопрос прямо. Пилар улыбнулась, постаравшись как можно более искренне смотреть ему в глаза.
— О, эта дама столь дружелюбна и столь умудрена житейским опытом. Она любит поболтать и обожает конфеты. Кроме того, она была знакома с вами, когда вы были молоды. Как я могу ее невзлюбить?
Он долго смотрел на нее, выжидая. В его глазах смешались подозрительность и удивление. Наконец он произнес:
— И у нее хорошие духи, не так ли?
— Разве? — Пилар сохраняла ледяное спокойствие. Он тихо засмеялся и, склонив голову, вновь принялся перебирать струны гитары.
Пилар, сочтя возможным уйти, не уронив своего достоинства, повернулась и зашагала прочь. Мелодия, провожавшая ее, была та же, что он наигрывал перед этим, — привязчивый мотив, стонущий и страстный. В памяти неожиданно возник образ сада, погруженного в темноту, и мужчины рядом с нею.
Она остановилась. Замерла. Это была она, та самая серенада, которую она слышала в ночь их первой встречи, серенада, что доносилась с улицы, когда она ждала Эль-Леона. Теперь она знала, каким образом он мог привлечь к себе внимание. В то же время, вспоминая звучный мягкий голос, наполнявший ночь чувством и страстью, она была смущена тем, что, казалось, звучало в нем сейчас.
Она медленно двинулась дальше.
За последние дни она видела и слышала многое, чего не могла понять. Пилар была настолько поглощена своими собственными проблемами, что думать об остальных у нее было мало времени. К тому же она считала, что скоро они расстанутся, чтобы больше никогда не встретиться. Поэтому вряд ли могут сильно интересовать друг друга.
Но обстоятельства изменились. Недели, проведенные вместе, связали их. Теперь они нуждались друг в друге, от каждого из них зависела безопасность всех. Одна лишь случайная оговорка могла обернуться тюрьмой, а некоторым — и смертью. Пилар не питала иллюзии: после этого спектакля с переодеванием ее, несомненно, станут считать членом банды и поступят соответственно.
Она осознала, что путешествует с людьми, о которых ей практически ничего не известно. Более того, то немногое, что она узнала, рассказано женщиной, в лучшем случае не слишком заслуживающей доверия, а в худшем — Исабель была не вполне в своем уме. Положение Пилар было крайне ненадежным. Нужно было найти способ побольше узнать о каждом из них. Это стало для нее жизненно необходимо.
Балтазар, казалось, был ближе всех Рефухио. Но он был человеком неразговорчивым, и, вероятно, от него не так-то легко будет что-либо узнать. Он был мрачен и замкнут даже с Исабель. Оставались Энрике и Чарро. Вряд ли кто-нибудь из них сообщит ей нечто важное, но найти подход к ним будет, несомненно, легче, чем к Рефухио, от которого не приходилось ждать сведений, крайне ей нужных.
Пилар обнаружила Энрике и Чарро в углу салона. Вместе с торговцем из Гаваны и одним из офицеров они играли в карты — благочестивую игру под названием «реверси». Донья Луиза все еще была в салоне. Вместе с женой торговца и его тещей вдовушка увлеченно обсуждала распутное поведение неаполитанской принцессы Марии-Луизы, супруги наследника. С дамами сидел молодой священник, слушавший их болтовню и невозмутимо потягивавший вино.
Пилар не хотелось ни привлекать к себе слишком большого внимания, ни уводить мужчин из-за карточного стола, когда они были так увлечены игрой. Она нашла на столе книгу стихов Манрике, включавшую поэму «Коплас — на смерть своего отца». Взяв книгу, девушка присела на винный бочонок, служивший стулом.
Некоторое время она терпеливо читала, прислушиваясь к забавным колкостям и издевкам, которыми вовсю осыпали друг друга Энрике и Чарро. Примерно через полтора часа она была вознаграждена — какой-то офицер занял место Энрике, и акробат — стоило посмотреть, что за отвратительную мину он состроил при этом, — вышел из-за стола. Он уселся у ног Пилар на пол, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.
— Некоторым настолько везет, — проворчал он, косясь на Чарро и первого офицера, — что сам святейший папа заподозрил бы неладное.
