Шэрон Шульц - Леди и ее рыцарь
– Черт… – пробурчал Коннор, вылезая из-под одеяла и по привычке хватаясь за меч.
– Господи! – закричал от неожиданности Падриг, роняя ворох одежды, который нес в руках.
В коридоре кто-то завизжал: на пороге, зажав рот рукой, с вытаращенными глазами стояла молоденькая горничная.
Коннор выпустил меч, и тот со стуком упал на пол. Бормоча проклятия, он быстро завернулся в одеяло.
Неподалеку хлопнула дверь.
– Что здесь происходит? – послышался голос Мойры. – Мейви, что случилось?
Горничная показала рукой на дверь. Мойра заглянула в комнату и улыбнулась.
– Милорд, я была бы вам очень благодарна, если б вы не пугали моих служанок. – Отозвав Мейви, Мойра снова появилась в дверях. – Ну вот, теперь эта глупая девчонка станет вздыхать по вас, – осуждающе проговорила она, но глаза ее смеялись.
– Это Падрига надо благодарить, – проворчал Коннор. – Если б он не орал, я бы тихонько себе спал и никого не беспокоил. – Он с усмешкой посмотрел на оруженосца, растерянно застывшего у кровати. – Я пошутил, Падриг. – Мне уже давно следовало быть на ногах и заниматься делом. Просто вчерашние события меня вымотали. – Он выразительно посмотрел на Мойру.
Пусть она гадает, какие именно. Он на самом деле плохо спал – то ли из-за поцелуев Мойры, то ли от беспокоивших его воспоминаний о том, как она, одна, бродила в темноте по подземелью.
Если Мойра будет и дальше смотреть на него так, то одеяло вряд ли скроет его возбуждение.
– Падриг, принеси мне воды умыться, – приказал он в надежде, что ему станет легче, если отвлечься от пристального взгляда молодой женщины. Волоча за собой одеяло, он подошел к окну и распахнул ставни. В комнату хлынул свет.
Падриг суетливо собирал разбросанную по полу одежду.
– Быстрее, Падриг.
– Сейчас, милорд, – поклонился оруженосец и торопливо бросился к двери, схватив со стола кувшин.
Они остались одни, и пронзительное ощущение от взгляда Мойры усилилось еще больше. Коннор сел на кровать.
– Знаете, Мойра, лучше держитесь подальше, если не хотите, чтобы что-нибудь случилось. По утрам мне трудно совладать со своим телом. Лучше не искушать судьбу… – Коннор поднял глаза. Она стояла так близко, что, если б он только захотел, мог бы повалить ее на постель.
Ее прохладные пальцы легли ему на плечо, потом спустились чуть ниже. Коннор судорожно вздохнул.
– Господи Иисусе, вы сводите меня с ума, – пробормотал Коннор, закрывая глаза. Но ее лицо не исчезло, он все равно видел его перед собой.
Мойра крепко взяла его за руку и повернула спиной к свету.
– Кто это сделал? – негодующим шепотом спросила она.
У него екнуло сердце. Так вот на что она смотрит.
– Это ерунда. – Он попытался высвободиться, но она не выпускала его руку.
В ярком утреннем свете Мойра отчетливо увидела то, что было прежде незаметно. Загорелая кожа была сплошь покрыта тонкими, длинными полосками. Мойра медленно провела пальцами по его спине, нащупывая множество других, совсем незаметных шрамов. Это были очень давние следы побоев.
Взяв за подбородок, женщина повернула Коннора лицом к себе.
– Что это, Коннор?
В его потемневших глазах стояли боль и смятение.
– Оставьте, Мойра, я же сказал, это ерунда.
– Такие шрамы не остаются от случайных царапин, – проговорила она.
Ее голос звучал ровно, но твердо. Она не успокоится, пока не узнает, кто делал такое с ним. Кто так жестоко избивал… беззащитного ребенка?
Мойра хотела еще раз дотронуться до него, но Коннор схватил ее руку и отвел в сторону.
– Хватит!
Поддерживая одеяло, он повернулся так, чтобы она не видела его спину. Ей было все ясно и без слов. Наверное она не имела права заставлять его вспоминать то, о чем ему хотелось забыть, но у нее сердце разрывалось при мысли о жестоких обидах, нанесенных ему в детстве, столь тяжких, что он даже теперь не мог вспомнить о них без боли… и стыда.
– Коннор, простите, я не хотела…
Не хотела напоминать ему о побоях, не хотела его расстраивать, но не сожалела о том, что увидела эти шрамы, поскольку они показали ей, что под маской сильного, решительного человека скрывается ранимая душа.
Перед ней был не только воин, властный господин, но еще и просто человек, к которому ее потянуло с такой силой, что она чуть не задохнулась.
Дверь со скрипом отворилась, застав обоих врасплох. Вошел Падриг, неся кувшин и ведро с горячей водой.
– Вас побрить, милорд? – Веселый голос оруженосца прозвучал как-то странно в напряженной тишине комнаты. Как видно, молодой человек ничего не заметил. Насвистывая что-то, он налил воды в таз и вдруг увидал Мойру. Свист оборвался. – Ой, прошу прощения, милорд, леди Мойра, – забормотал, краснея, Падриг, переводя взгляд с одного на другую. – Я прервал вашу беседу. Мне прийти позже?
Его растерянное лицо яснее ясного показывало, как все происходящее в комнате смотрится со стороны. Мойра, такая же красная от смущения, как и Падриг, выпрямилась и отошла от столба балдахина. Слава богу, он не заявился раньше, когда она гладила спину Коннора.
– Ничего, мне пора идти, – сказала она, направляясь к выходу.
– Мойра! – Она остановилась у самой двери и, собравшись с духом, обернулась. Коннор стоял спиной к окну, лицо его было в тени; судя по голосу, он уже успел справиться с собой. – Мы поговорим, и скоро.
Мойра кивнула и выскользнула из комнаты.
Глава пятнадцатая
Коннор быстро умылся и оделся. Он не собирался спать так долго и пренебрегать своими каждодневными упражнениями. Но так уж получилось. А еще Мойра своими вопросами о шрамах растревожила его душу, и теперь надо было успокоиться, выбросить из головы прошлое и думать о настоящем.
У него было предчувствие, что сегодня он откроет тайну обрыва и тогда сумеет по-настоящему защитить Мойру и ее дитя.
Явившись в казарму этой ночью – то есть скорее уже утром, – он поднял с постели Уилла и отправил его в подземелье – охранять дверь в узкий коридор. Тот был, естественно, недоволен, но мгновенно повеселел, как только Коннор сообщил ему, что он может прихватить с собой сэра Айвора – пусть поскучает в темном подземелье вместе с ним.
Что касается Д'Ати, то Коннор не знал, чем объяснить произошедшую с ним перемену, но то, что в последние несколько дней тот действительно стал спокойнее и разумнее, бросалось в глаза. Возможно, на него повлиял Уилл, только Коннору не верилось, что все настолько просто. И все же нельзя отрицать, что человек может так круто измениться. В конце концов, самому Коннору для этого потребовалось несколько лет упорных усилий.
Однако стоило только Мойре спросить о шрамах на спине, как его охватило такое смятение чувств, что теперь Коннор засомневался, в самом ли деле он изменился, а если и так, то затронули ли эти перемены его душу. Когда она стала водить рукой по старым отметинам, он снова почувствовал себя запуганным ребенком, прячущимся от всех. В те времена, стоило только кому-то посмотреть на него, и ему казалось, что все видят, какой он слабый и трусливый.
