Джуд Деверо - Укрощение
Роган, сцепив челюсти, холодным взглядом обвел рыцарей и крестьян. Он выиграет дурацкое пари и отошлет ее прочь, прежде чем она попытается снова вмешаться в его дела.
— Заметано, — бросил он и, не глядя на Лайану, вскочил на коня и умчался. Черная ярость бушевала в нем. Проклятая сука! Выставила мужа дураком перед его же рыцарями!
Его гнев не унялся, когда он добрался до замка. Въехав в ворота, он, не веря собственным глазам, уставился на обитателей, старательно убиравших навоз и грязь, подметавших и грузивших мусор на повозки.
— Будь я проклят, — пробормотал Северн, глядя на старого рыцаря, вонзившего вилы в четырехфутовую гору навоза.
Рогану казалось, что собственные люди предали его. Откинув голову, он издал пронзительный военный клич, и все люди во дворе замерли.
— За работу! — заорал он своим людям. — Вы не женщины! Работайте!
Он даже не остановился посмотреть, выполнен ли его приказ, и вместо этого спешился и сердито устремился в парадный зал, откуда вела дверь еще в одно помещение. Это была его, и только его, комната. Он захлопнул дверь и уселся на старый дубовый стул, вот уже три поколения принадлежавший главе рода Перегринов.
Но тут же вскочил и гневно уставился на стул. На сиденье стояла лужица холодной воды: очевидно, стул усердно мыли. Почти ослепнув от бешенства, он все же увидел, как здесь чисто. На полу ни соринки, паутина, заткавшая оружие на стенах, исчезла, как и крысы, со стола и стульев соскребли жир.
— Я убью ее, — процедил он, — велю колесовать и четвертовать! Покажу ей, кто хозяин земель и людей Перегринов.
Но тут он заметил у стены маленький столик, который не видел много лет. Когда-то он принадлежал матери Заред. Неужели все это время столик был здесь, заваленный грудами всякой дряни?
На столе лежала стопка дорогой, редкостной бумаги. Рядом стояла серебряная чернильница и лежали остро заточенные гусиные перья. Бумага и перья влекли Рогана, как мотылька пламя. Много месяцев он мечтал о требушете, деревянной боевой машине, которая могла с большой силой метать камни. Роган представлял, что если построить ее с двумя рычагами вместо одного, то сила метания удвоится. Несколько раз он пытался изобразить свои идеи на земле, но линии получались слишком толстыми и неразборчивыми.
— Девчонка может подождать, — пробормотал он и, подойдя к столу, медленно и неуклюже стал чертить. Он управлялся с пером не так ловко, как с мечом. Когда стемнело, он взял огниво, высек искру, зажег свечу и продолжал трудолюбиво работать над чертежом.
Глава 8
После отъезда Рогана Лайана успокоилась не сразу. Опять она ухитрилась рассердить мужа!
Она смотрела вслед удалявшейся темной фигуре в свадебной тунике, с каждым днем становившейся все грязнее, и ей ужасно хотелось помчаться за ним и извиниться. До чего же больно видеть в его глазах гнев! Может, лучше, чтобы он игнорировал ее? Может, лучше…
— Спасибо вам, миледи.
Лайана оглянулась на худую измученную крестьянку, низко склонившую голову, покрытую грязным капюшоном. Встав на колени, она поцеловала подол платья Лайаны.
— Спасибо, — повторяла женщина.
Остальные крестьяне подошли и тоже встали на колени. От такого пресмыкательства Лайане стало тошно. Она ненавидела людское унижение. Крестьяне на землях ее отца были здоровыми и крепкими, а эти едва не падали от усталости, страха и болезней.
— Немедленно встаньте, — скомандовала она и подождала, пока они медленно повиновались, по-прежнему содрогаясь от страха. — Хочу, чтобы вы меня выслушали. Мой муж желает отыскать воров, и вы приведете этих воров ко мне.
И тут она увидела, какими жесткими стали их лица. В этих людях осталась гордость, гордость, заставлявшая их защищать воров от жестокого хозяина.
Ее голос смягчился:
— Но сначала вам нужно поесть. Ты… — Она показала на мужчину, который, если бы не ее вмешательство, стоял бы сейчас, привязанный к дереву, с окровавленной спиной. — Иди зарежь самую жирную корову Перегринов и двух овец, притащите их сюда и зажарьте. Вам нужно поесть, потому что впереди очень много работы.
Никто не двинулся с места.
— Становится поздно. Идите!
Один из крестьян снова упал на колени и с мукой выдавил:
— Миледи, лорд Роган накажет любого, кто дотронется до принадлежащей ему собственности. Нам нельзя убивать его скот и есть его зерно. Он все продает.
— Это было до того, как приехала я, — терпеливо пояснила Лайана. — Теперь лорд Роган не так сильно, как прежде, нуждается в деньгах. Идите и делайте, как вам приказано. Я заступлюсь за вами перед лордом.
Ее передернуло от страха, но она приняла спокойный вид, словно верила собственным словам.
— А теперь покажите, где лавка пекаря? Того самого, кто объявил войну моему мужу?
Через несколько часов все было готово. Ей дали всего две недели! Это такой короткий срок!
Шестеро рыцарей, сначала молчаливо наблюдавших за ней с выражением легкого изумления, присущего мужчинам, когда женщина берется за то, что ей делать не полагается, теперь тоже получили задания.
Она приказала сжать поле пшеницы, отвезти зерно пекарю, а соломой покрыть полусгнившие крыши крестьянских домов. Одному рыцарю велела проследить за очисткой улиц, забитых человеческими испражнениями и навозом. Потом крестьян, не мывшихся от рождения, загнали в реку и заставили вымыться. Сначала она была возмущена отказом торговцев поверить, что им могут заплатить, но потом вспомнила, что люди ее мужа сделали с пекарем, простила торговцев и дала им по серебряной монете из мешочка, висевшего на луке седла.
Вернулась она в замок Морей только на закате и улыбнулась при виде рыцарей, клевавших носом в седлах. План ее был таков: одеть и накормить крестьян, чтобы они встали на сторону хозяина, а не защищали воров, которые, возможно, отдавали часть добычи голодающим соседям. Не так-то легко вычистить деревню за две недели, но она обязательно попытается.
Ближе к замку вонь забитого омерзительной слизью рва ударила в ноздри. Она вспомнила, что собиралась добиться разрешения у Рогана осушить гнусное болото, прежде чем продолжать очистку замка.
Въехав в замок, она заметила перемены во дворе: меньше грязи на земле, меньше куч навоза у конюшен и вокруг хозяйственных строений. Когда она подъехала, женщины поклонились, а мужчины дернули себя за чубы в знак уважения. Лайана улыбнулась. Теперь они начали ее замечать!
Она поднялась в парадный зал, где сосредоточили усилия женщины. Зал был не до конца убран: по стандартам Лайаны стены следовало выбелить заново, — но теперь можно было ходить, не спотыкаясь о кости.
