Древний Рим. Честь преторианца - Регина Грез
Я в долгу не осталась и важно продекламировала стихи одного славного русского поэта. Естественно, обращаясь к хозяйке этой вакханалии.
– Излюбили тебя, измызгали – невтерпеж,Что ты смотришь так синими брызгами,Или в морду хошь…
Мелина сразу заткнулась, видимо, придумывала достойный ответ, а Тулия довольно захихикала, плюхнулась со мной рядом на пол и вместо того, чтобы угостить, сама приложила ко рту вновь налитую чашу.
Пришлось и эту даму уважить. Я с сожалением покачала головой и патетически произнесла:
– Сыпь, гармоника, чаще, чаще…Пей, выдра, пей,Мне бы вон ту – сисястуюОна глупей.
– Это стихи Пиндара? – сухо полюбопытствовала Мелина, на минуту оставив своего мальчика в покое.
– Нет, дорогая, это Сергий Есенин. Великий римский поэт с рязанскими корнями. Стыдно не знать, матушка.
Мелина обиженно фыркнула и запустила в меня парочкой померанцев. Что-то вроде местных мандарин, один я даже поймала и попыталась вернуть, но угодила прямиком в пах юному греку. Вышел т конфуз. Парень аж привстал и болезненно морщась, часто захлопал накрашенными ресницами. Я же закрыла лицо руками и давилась со смеху, хотя по-хорошему следовало бы извиниться.
Зато сердобольная Мелина с причитаниями принялась дуть на ушибленное место, для чего задрала на парне одежку и даже… ах, неловко смотреть, что там у них дальше случилось, но гречонок был очень умело утешен и вскоре забыл о маленькой неприятности.
Тулия на карачках подползла к дрыхнущему «сатиру» и принялась тормошить его с требованием музыки, ей хотелось потанцевать. А я, чтобы немного загладить вину и внести свою лепту в безобидную оргию, принялась напевать песенку из одного старого кинофильма. Мелина выросла в приморском городишке, ей должно понравиться.
И в самом деле, девчонки заставили меня спеть и во второй и в третий раз, и даже стали визгливо подпевать припев:
– Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно,Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино,И под океаном – трезвым или пьянымНам будет все равно.Дьяволу морскому свезем бочонок рома —Ему не устоять!
Я объяснила, что ром – это подобие неразбавленного хиосского. Убойная штука, одним словом, разит наповал. Потом мне все же дали красного вина и мы попытались станцевать с Тулией нечто вроде канкана. Давно я так искренне и безрассудно не веселилась. Словно на краю пропасти.
Мы так хохотали и визжали, что к нам заглянул Афес. Говорят, евнух был оскоплен еще в юности по приказу Тиберия, которому не сумел угодить. И теперь смотритель гарема весьма завистлив к чужому распутству, конечно, если речь не идет о самом цезаре.
Угрюмый Афес велел нам ложиться спать, потому что утром Фурий может потребовать каждого участника вечеринки к себе для различных надобностей, а потому нужно выглядеть свежо и красиво, чтобы полностью удовлетворить все запросы коронованного эстета.
Имя цезаря вызвало унылую гримасу на лице Тулии и что-то вроде страха мелькнуло в глазах Мелины. А я же на пьяную голову испытывала только злость. После выходки в бане Фурий стал мне глубоко противен. Но моя жизнь сейчас целиком находится в его слабых надушенных ручонках. Значит, действительно пора расходиться и попытаться хоть немного отдохнуть до скорого рассвета.
Что он нам принесет…
Глава 17. Мир на Палатине
На следующий день ближе к обеду я встретилась с Мелиной в купальне. Первая наложница цезаря тщательно старалась скрыть следы вчерашних возлияний и тайных любовных утех. Одна чернокожая рабыня удаляла излишние волоски с ее тела, другая приводила в порядок ногти – придавала им округлую форму и полировала до блеска, третья заботилась о лице.
Глянув на себя в бронзовое зеркальце, я тоже решила воспользоваться местными косметическими средствами. Не то, чтобы хотелось соблазнить кого-то нежным цветом лица, а из женской солидарности, за компанию.
Сначала мое лицо, шею и плечи натерли тестом, замешанным на молоке ослицы, а потом особым шпателем из слоновой кости на кожу нанесли смесь из гусиного жира, бобовой и рисовой муки. Ощущения не очень приятные, но пришлось терпеть.
Думаю, самой Мелине сейчас приходилось гораздо хуже, – она возлежала с маской из растертой чечевицы, семян орегано и экскрементов зимородка. Красота требует терпения и стойкости, особенно, если хочешь прельстить царственный взор пресыщенного извращенца.
Надо признать, результат утренних косметических процедур мне очень понравился, хотя Тулия, как раз закончившая подводить брови сурьмой, утверждала, что в моем случае обязательно нужно попробовать средство на основе свежей мочи телят и меда. У меня, видите ли, на щеках веснушки образовались, я много гуляю в саду на солнце – это удел простолюдинов и рабов.
В свою очередь я открыто намекнула, что сурьма и киноварь – вещества ядовитые и медленно травят организм молодой женщины. Но Тулия только пренебрежительно хмыкнула и принялась очищать зубы порошком из пемзы. Для меня это слишком крайние меры, по совету лекаря Лепида я с первых дней во дворце удачно пользуюсь чем-то вроде обычной соды.
Пока мы препирались с Тулией, ее старшей подруге уже завили и уложили волосы в пышную прическу, затем Мелина сама надела серебряные браслеты и пару перстей, придирчиво осмотрела достойно ли лежат складочки столы и шагом истинной матроны удалилась обратно в свои покои.
И очень вовремя, потому что вскоре после ее ухода в купальню забежала растрепанная рабыня от самого Фурия. Император желает видеть свою «певчую птичку», то есть меня.
С неровно бьющимся сердцем я натянула на влажное тело нижнюю тунику, а поверх свежую льняную паллу аметистового цвета, закрепила бронзовой пряжкой поясок и едва усидела на месте, пока рабыни украшали лентами мои длинные волосы.
Тулия посматривала ревниво, но мне было не до нее, я настраивалась на тяжелый разговор со злобным тираном, каким мне сейчас представлялся Фурий.
У резных дверей в личный таблинум – кабинет цезаря, как обычно, стояла преторианская стража. Узнав Бората, я в душе застонала – глаза красные, под глазами залегли синеватые тени, веки воспалены… Ба, да у нас и синяк на правой скуле! Интересно, в каком тогда состоянии Рыжий, так и хочется спросить, но времени
