Жан-Мишель Тибо - Избранница богов
– Ты составишь гороскопы моей дочери и моего друга Мишеля и определишь день, когда они будут пребывать в совершеннейшей гармонии.
– С какой целью, ваше величество? – спросил дрожащим голосом астролог.
– Нужно выбрать наилучший день для свадьбы.
Это заявление возымело не меньший эффект, чем разорвавшийся снаряд. Взгляды всех присутствовавших в библиотеке обратились к радже. Мишель был вне себя от ярости. Он не мог больше сдерживаться.
– Ты в своем уме? – воскликнул он, делая шаг по направлению к радже.
Бикрам и стражники тотчас же преградили ему путь.
Кират жестом успокоил своих солдат. Он оставался невозмутимым.
– Я возьму тебя в зятья, так поступают и другие правители в этой стране, которые отдают своих дочерей англичанам, голландцам и португальцам.
– Но мое сердце уже занято! Я живу с женщиной в Танджавуре, и я ей верен!
– Все, что мы знаем о тебе, – а знаем мы много, – говорит в твою пользу. Хирал – исключительная женщина. Славой она сравнялась с рани Джундан. Вот только Хирал творит добро, а рани сикхов сеет зло.
При упоминании о рани-регентше Пенджаба по библиотеке прокатился шепоток. Склонность жестокой повелительницы сикхов к организации заговоров и зверских убийств была общеизвестна. Мишель был лично знаком с рани, которой поставлял оружие и боеприпасы, но, в отличие от многих других европейцев и американцев, он всегда отвечал отказом на ее предложение обучать сикхских воинов.
– Я завидую тебе, Мишель, – продолжал Кират. – Но твоя связь с Хирал… Блистательная – девадаси. По нашим законам связь мужчины с девадаси не принимается в расчет. Ты ведь не земное воплощение Шивы, насколько я знаю, – язвительно произнес он и добавил жестко: – Ты не можешь отказаться от руки моей дочери.
Послышался чей-то взволнованный голос:
– Прости меня, могущественный раджа…
Кират обернулся к Бикраму. Офицер осмелился вмешаться в их с Мишелем разговор! Раджа обуздал свой гнев:
– Говори, Бикрам.
– Ты не можешь отдать дочь человеку, который ниже тебя по положению. Пратилома лишит ее всех титулов и даже права принадлежать к твоей варне.
Бикрам выпалил свои доводы на одном дыхании. Раджу услышанное не обрадовало.
– Бедный мой Бикрам, ты сам не женат и плохо знаешь законы Манава-Дхарма Шастры,[22] – насмешливо сказал Кират. – Да, ты прав: пратилома – это брак женщины из высшей варны с мужчиной низшей варны, и он влечет за собой понижение общественного статуса супруги. Но, как тебе известно, мой друг Мишель Казенов француз и потому не принадлежит ни к одной варне. Я могу преподнести этот «дар» такому, как он, тем самым оказав ему честь и возвысив…
Это было слишком. Мишель, сжав кулаки, двинулся к радже.
– Я не нуждаюсь в таких подарках!
– Значит, ты умрешь.
Дхама втянул голову в плечи, словно укрываясь от топора воображаемого палача. Продолжи Мишель в том же духе, им обоим не поздоровится.
– Отец! – воскликнула Саджилис.
Все повернулись к Украшенной, которая, горделиво выпрямившись, смело сказала отцу:
– Ни один волос не упадет с головы нашего друга по твоей вине!
– Этот человек нас оскорбил, – начал было раджа, удивленный дерзкими словами дочери.
Никто и никогда не говорил с ним в таком тоне.
– Дай ему время подумать, – сказала Саджилис уже более мягко.
Кират предпочитал не ссориться с любимой дочерью. И не мог ей отказать. Саджилис между тем продолжала:
– Мишель – человек честный и благоразумный. Наши боги любят и защищают его. Поэтому повторяю свою просьбу: дай ему время подумать.
– Будь по-твоему! Я дам ему время. Мы будем ждать его в этой комнате в последний день празднований, посвященных Ганеше. А пока он волен ходить туда, куда ему заблагорассудится. Но пусть он знает: ему нигде не удастся спрятаться, если он не вернется в назначенный день. Друг Мишель, куда бы ты ни уехал, мы тебя найдем. Ни в твоей любимой Франции, ни в пустыне, ни в джунглях, ни на вершине горы ты не укроешься от тех, кого я пущу по твоим следам. Сам Шива, который оберегает тебя и твою танцовщицу, не остановит карающую руку. На кону твоя жизнь и жизни твоих друзей.
Мишель побледнел как смерть. Он думал о Хирал, об их любви. Он поклонился радже и, даже не посмотрев на Саджилис, направился к выходу. Дхама тоже поклонился и последовал за другом.
– Тебе придется жениться, – бросил Дхама, когда они с Мишелем выходили из дворца.
– Я не собираюсь исполнять прихоти этого царька!
– Он не оставит тебя в живых. Равно как и никого из нас. Может статься, он решит не дожидаться конца праздника. Ты нажил себе смертельного врага, и не одного.
– Я знаю, ты говоришь о Бикраме. Я ощутил его ненависть.
– Бикрам, этот несчастный глупец, влюблен в Саджилис. Этого только слепой может не заметить. Он не позволит тебе выйти живым из владений раджи. Мы отпустили своих людей, и теперь мы во власти прислужников раджи, – сказал монах, сожалея о том, что если они и встретятся со своими обычными спутниками, то не скоро.
– Навестим султана Хайдарабада. Он даст нам сопровождающих. Он тоже наш друг, – сказал Мишель с горечью.
Монах не стал спорить. Это было наилучшее решение из возможных. Мир полон опасных друзей. Почему бы не прибегнуть к помощи одного из них?
Глава 25
Гроза бушевала всю ночь, хотя время муссонов прошло. Небо сочилось угрозами – боги были растревожены. В Аунраи произошла череда неприятных событий, заставивших жителей поверить в довлеющее над деревней проклятие, которое, к счастью, вскоре должно было утратить силу.
Оставалось подождать всего несколько часов.
Утром, словно отвечая на мольбы людей, солнце попыталось пробиться сквозь шлейф туч и тумана. К югу от деревни, раздувшись от упавшего ночью проливного дождя, катила свои розовато-серые воды река Ганга. На мелководье валялись вынесенные рекой деревья, которые она вырвала с корнями в западных районах, трупы, брошенные в нее теми, кто жил выше по течению, и разного рода мусор, в котором, ища поживы, рылись местные падальщики – шакалы и желтые собаки.
Семейство Мадхавов пробиралось к священной реке сквозь непроницаемый, словно вата, стелющийся по земле туман. Их сопровождали еще три клана из их касты. Всего собралось около пятидесяти человек, в тумане напоминающих привидения.
Пайод с младшим братом несли носилки, на которых лежал накрытый оранжевым саваном труп Витры. Никто не молился, не пел, и даже мысленно не взывал к богам. На пути процессии то и дело попадались люди, но они оставались безучастными к горю Мадхавов.
Процессия вышла на берег, где по традиции зажигались погребальные костры.
