Лаура Кинсейл - Летняя луна
Заслышав стук копыт по булыжнику, она подняла голову и увидела Шелби – он рысью проехал под аркой и направлялся к ней через двор. Его гнедой конь, пританцовывая, остановился, и тут же пришел в плавное движение веками отлаженный механизм Фолкон-Хилла – из ниоткуда явился конюх, помог ему спешиться и увел жеребца. Шагая через две ступени, Шелби подошел к Мерлин и сел рядом, не обращая внимания на застывшего в ожидании лакея, готового распахнуть перед ним огромную переднюю дверь.
– Привет, – сказал он, слегка склоняясь и заглядывая ей в лицо. – Чем занимаешься?
– Ничем, – ответила она хмуро.
– А, скучаешь? – Он отклонился назад и оперся локтями о ступеньку.
Она кивнула и легла подбородком на руки, разглядывая пейзаж за границей двора, где зеленые газоны сбегали вниз от крутой каменной стены к восхитительному озеру и ручью.
– Наверное, мое оборудование никогда не приедет.
– Почему? – Он бесцельно ударил несколько раз хлыстом по ступеням. – Я думаю, приедет.
В его голосе ей послышались смешливые нотки. Она вздорно надула губы и взглянула на него искоса:
– Потому что так обещал мистер Рансом?
Его улыбка превратилась в усмешку.
– Мой брат всегда держит слово.
– Я здесь уже три дня.
– Ну, дай ему еще немного времени. Он же не Господь Всемогущий. Хотя ему и хотелось бы так думать.
Мерлин отвернулась, скрестила руки под подбородком и съежилась.
– Я думаю, вряд ли оно приедет. Мне кажется, он не хочет, чтобы я работала над летательной машиной.
– Но он же тебе обещал.
– Ну да… А еще он целовал меня.
Шелби напрягся:
– Правда?
– Да, – сказала она. – Я все поняла. Понимаешь, это такой способ обмана. Он не хочет лгать мне словами, потому что все должны считать так же, как ты, – что он честный, благородный и так далее. Поэтому он просто улыбается и целует меня, чтобы я считала правдой то, чего на самом деле нет.
Шелби выпрямился:
– А что, например, он хочет, чтобы ты считала?
– Ну… Что я выйду за него замуж. Что он целует меня потому, что я… симпатичная или что-то в этом роде. Хотя на самом деле он целует просто для того, чтобы я слушалась его и делала то, что он хочет.
– И что же это? – спросил Шелби неожиданно тихим и злым голосом. – Чего же он хочет?
Удивленная его тоном, Мерлин моргнула:
– Думаю, он хочет, чтобы я работала над говорящей коробкой. Больше мне ничего в голову не приходит.
– Тебе не приходит? – Глаза его сверкнули тем холодным светом, который она однажды уже видела. Он рассек воздух яростным взмахом хлыста. – А мне вот, пожалуй, пришло.
Мерлин облизнула губы:
– И что же?
Внезапно он смутился, и хлыст защелкал направо и налево.
– Мерлин, мужчины обычно не обсуждают этого с девушками, но в данный момент ты достаточно… беззащитна. То есть, похоже, кроме меня тебе больше никто этого не расскажет.
– Не расскажет о чем?
– Послушай. Ведь Рансом… – Шелби встряхнул головой, и его хмурое выражение лица стало чуть мягче. – Я хочу сказать, что мой брат из кожи вон лезет, чтобы вести себя как настоящий герой. Иногда я благодарен ему за это, однако чаще мне хочется его возненавидеть. Но все-таки он мужчина. И у него есть… желания, как и у всех нас. По крайней мере, я думаю, что они должны у него быть. Да нет, черт возьми, я в этом уверен. В Лондоне он часто заходит к таким пташкам, что другого бы просто стошнило.
Услышав это, Мерлин открыла рот.
– Тогда почему же он не хочет, чтобы я полетела? – воскликнула она.
Шелби удивленно уставился на нее голубыми глазами. Вдруг он громко рассмеялся, запрокинув голову назад. Слегка задетая, Мерлин ждала, пока он успокоится. Она уже начинала привыкать к подобной реакции.
– Мерлин, Мерлин, – выдохнул он наконец. – И что же мне с тобой делать?
Она снова опустила голову на скрещенные руки:
– Рансом тоже так говорит.
Шелби успокоился.
– Черт! Никогда не думал, что так огорчусь, узнав, что он такой же похабник, как и все мы, люди.
– Что такое похабник?
У Шелби сузились глаза.
– Низкий и скользкий змей, вот что это значит. Будь он проклят со всей этой напыщенной чепухой насчет «достижения успеха в работе над собой» и насчет того, что я не должен к тебе приближаться. Старина Шелби, эта паршивая овца, не достоин тебя, а сам вовсю плетет интриги, намереваясь разрушить твою жизнь!
– Ах, это, – махнула рукой Мерлин. – Вообще-то он уже это сделал.
Шелби снова повернулся к ней, глаза его широко раскрылись от изумления:
– Ты шутишь?!
– Если ты о том, что он отнес меня в спальню и остался на всю ночь… – Шелби так уставился на нее, что Мерлин покраснела. – И он… и мы… О Господи!
Шелби залился огненной краской, и лишь на самых скулах и в уголках рта проступили белые пятна.
– Это что, действительно было плохо?
– О Боже мой! – простонал Шелби и запустил пальцы в волосы. – О Боже мой, Рансом, ты просто подлец, ты грязный, похотливый зверь, как ты мог…
Мерлин плотно сжала губы. Она уткнулась лицом в колени и приглушенно сказала:
– Не понимаю, почему все считают, что это ужасно?
– Не могу поверить, – Шелби повысил голос. – Мой брат. Рансом. Я всегда думал, что из нас двоих распутник именно я, ведь это меня игра держит за горло. Но я никогда не делал ничего подобного. Не причинял никому зла. На суде про меня городили всякую ложь, и там рядом с дедушкой сидел Рансом, и он смотрел на меня… и как будто не видел. Как будто все это грызло его изнутри и волновало. Боже, какой актер! Просто гений! Из-за него я почувствовал себя самым последним негодяем, а ведь я даже не делал того, в чем меня обвиняли. А он, выходит, все это время соблазнял невинных девушек, и у него даже не изменилось выражение лица!
Из того, что он говорил, Мерлин поняла совсем немного. Она сидела молча, и только все плотнее и плотнее закрывала лицо.
– Вот герой! – прорычал Шелби. – Чертов презренный пес. Какой важный вид он напускал на себя все эти годы, лживый ублюдок. Я должен убить его. Я должен вызвать его на поединок. Хотя он не выйдет. Отговорится братской любовью и честью. Тьфу, меня тошнит от этого притворства. Мы безнадежно мечтаем быть такими, как он, а он на самом деле всех ловко обманывает!
– Я знаю, – грустно сказала Мерлин, – он думает головой, а все остальные – солнечным сплетением.
– Чем?
– Вот здесь, – показала она на себе. – Здесь у нас нет настоящей логики. И ты сейчас думаешь этим местом.
Он нахмурился.
– Что значит, думаю этим местом?.. – Он замолчал, губы его перестали напряженно дрожать и расслабились. Через секунду он глубоко выдохнул: – Мерлин, ты чертовски здорово все объяснила.
