Полина Федорова - Прекрасная шантажистка
— А где Полина Львовна? — голосом Болховского спросил один из стрельцов-мавров, подойдя к Ринальдо-Всеволожскому.
— Что?! — похолодел Сергей и стал судорожно оглядывать залу.
Турчанки нигде не было. Всеволожский подлетел к одноглазому пирату, неучтиво оторвал его от Дианы и отвел в сторону. Стрельцы последовали за ним.
— Где она? — жестко спросил пирата Сергей.
— Полина Львовна? Да здесь где-то, — закрутил головой Самарцев.
— Ее нигде нет, она исчезла, — зарычал на него Всеволожский.
Лицо Самарцева покрыла мертвенная бледность.
— Неужели все-таки...
— Чего ты там бормочешь, говори громче, — потребовал Сергей.
— Знаю, — тихо сказал Степан. — Знаю...
— Что ты знаешь, что? — тряхнул его за плечи Сергей. — Говори, ну!
— Малая Серпуховская, — дрожащими губами выдохнул Самарцев. — Церковь Ярославских Чудотворцев. — И совсем тихо добавил: — Может, еще не поздно...
24
В восемьсот двенадцатом Москва выгорела почти вся. Шесть с половиной тысяч домов уничтожил тот пожар, а от многих десятков московских соборов и приходских церквей остались лишь закопченные остовы да груды угольев. Конечно, за три года Москва поднялась, но руки дошли не до всего: почти в каждой ее части еще можно было зреть то погибшую усадьбу, а то и разрушенную церковь.
Храм Ярославских Чудотворцев в Серпуховской части Москвы был из таковых: купола порушены, вместо окон и ворот будто слепые глазницы и черные зевы. Сюда-то и торопились четверо друзей, один из которых стал уже бывшим. В спешке им некогда было сменить маскарадные костюмы на обычное платье.
Остановились за квартал до церкви.
— Дальше пойдем пешком, — сказал этот бывший, стараясь не встречаться взглядом ни с кем из своих попутчиков. — А то нас услышат.
— Кто? — спросил с тревогой Сергей. Но Самарцев — а это был он — не ответил.
Войдя под закоптелые своды мертвого храма, они услышали голос, который был зловещ и глух, будто исходил из самых глубин ада. Понять, откуда он доносился, было невозможно: казалось, что его источали стены, пол, даже своды с сохранившимися кое-где фресками, с коих взирали с укоризной на ряженых пришельцев печальные лики святых. Однако Самарцев уверенно пошел к алтарю, и трое друзей увидели сбоку небольшую нишу со ступенями, уходящими вниз. Звук исходил именно оттуда.
— Там подземелье, склеп, — пояснил шепотом Самарцев. — Это там...
Стараясь ступать как можно тише, они стали спускаться по ступеням в подземелье; впереди Сергей, за ним Самарцев и Тауберг, замыкал шествие Борис Болховской. С каждым шагом голос внизу становился все отчетливее, а фразы понятнее. А еще чуть позже Сергей узнал этот голос...
— ...не она, так Левушка женился бы на мне. Все шло к тому. Но, как назло, в тот год она стала выезжать в свет. И они встретились! Она сделала все, чтобы отнять его у меня!
Ступени кончились. Теперь Сергей и остальные оказались в небольшом мрачном склепе с низкими сводами и земляным полом. В дальнем углу его, освещенном слюдяным фонарем, сидела прямо на земле, вжавшись спиной в каменную стену Полина. Чалма с брошью и страусиным пером валялась поодаль, короткая верхняя юбка была порвана, а из-под задравшейся едва ли не до пояса атласной рубашки поблескивали в неясном свете газовые шальвары. По всему было видно, что девушка отчаянно сопротивлялась. Но силы, как видно, оказались не равны: ноги и руки Полины были связаны накрепко, рот перетянут цветастой турецкой шалью, а над ней, нависнув зловещей птицей, стояла в черном одеянии испанской дуэньи... Варвара Апрониановна.
— О, как я жаждала ее убить, вонзить ей в грудь кинжал и увидеть, как ее змеиная кровь хлынет из раны! Сколь раз я переживала этот сладостный миг в своих ночных бдениях! Как бы я хохотала над поверженной разлучницей, как плевала бы в ее застывшее лицо...
— Боже мой, да она же сумасшедшая, — прошептал Болховской.
Они были так близко, что их уже могла бы заметить Полина, но она не отрывала глаз от искаженного яростью лица Манасеиной. Варвара Апрониановна вдруг выпрямилась и сказала задумчивым, каким-то домашним тоном:
— Ты хорошая девочка, но слишком уж похожа на мать. А вот Лиза, та вся в отца, и я буду ее лелеять и холить! Это все, что осталось мне от моего ветреного друга. Тебе же не место рядом с ней, твой удел — сырая могила, как и твоей порочной матери. Три раза ты уходила от своей судьбы, три раза рушились мои планы. — Она вдруг самодовольно усмехнулась. — А славно я этого растяпу Самарцева на тебя вывела. Правда, слабоват характерцем оказался Степан Яковлевич. Выполнил бы тогда в лесу под Раздумьиным свою миссию, не пришлось бы мне все самой делать. Скоро, совсем скоро, ты будешь лежать в земле, а я буду разъезжать в карете, запряженной шестериком. Тебя будут есть черви, а я буду кушать бланманже.
Она захохотала так, что даже у хладнокровного Тауберга по спине побежали мурашки.
— Ну, красавица моя, молись, — зловеще произнесла Манасеина, и в руках у нее вдруг блеснул тонкий стилет.
Все четверо, не сговариваясь, бросились вперед, и первым достиг зловещей старухи Самарцев. Но та с неожиданно дикой силой оттолкнула его прочь. Пролетев сажени две, он ударился головой о стену и затих. Манасеина отбивалась от трех крепких мужчин еще какое-то время, рыча зверем и осыпая их проклятиями. Она умудрилась полоснуть стилетом по кафтану Болховского и прокусить руку Таубергу едва не до кости. Наконец ее повалили на пол, связали и заткнули рот кляпом из цветастой шали, дабы не слышать ее страшных ругательств.
— А и здорова же у тебя, Адонис, тетушка! — пробурчал Тауберг.
— Так сумасшедшая же, — констатировал Болховской. — У них у всех чем меньше ума, тем больше силы.
— До сих пор понять не могу... — потрясенно прошептал Сергей с болью взглянув на Варвару Апрониановну. — Тетушка... до смертоубийства дошла. Как ты, милая? — спросил он, с тревогой взглянув в любимые глаза.
— Как обычно, — нашла в себе силы ответить ему шуткой Полина и тряхнула головой. — Не в первый раз!
— Теперь уже в последний, — пообещал ей Сергей. — Но как ты сюда попала?
— Не сердись, — умоляюще взглянула на него Полина. — Онаподошла ко мне на маскараде и шепнула, что у нее для меня поручение, будто бы от тебя и ты велишь мне ехать с ней, потому что все прояснилось...
— Да вот теперь все прояснилось...
— Я не хотел, — раздался вдруг голос Самарцева. Держась рукой за разбитую голову, он сидел на полу, облокотившись спиной о стену.
— Что, бес попутал? — резко обернулся в его сторону Всеволожский. — Или дядюшкино наследство? Испугался, что оно достанется не тебе? Сообщников себе нашел, больную женщину в эту мерзость втянул...
