Елена Лебедева - Утомленная балом
Благодаря безоблачному дню, Исаакий хорошо просматривался издали. Лиза старалась разглядеть подробности: стройка напоминала проснувшийся по утру муравейник.
— Смотри, Николенька, как Исаакий замечательно виден!
Николай Степанович охотно поддержал разговор:
— Как только наружный купол достроим и покроем позолотой, Исаакий станет виден из многих точек Петербурга.
Лиза задумалась. Она думала о будущем Исаакия и о славе Монферрана. Возводимый им храм останется стоять на долгие века, славя его имя и показывая, на что способен талантливый человек. Архитектор не даром так тщательно подбирал людей для его возведения — в деле такого масштаба не могло быть мелочей, здесь нужно учитывать не только каждый гвоздь, но и то, с каким старанием этот гвоздь сделан.
Николай Степанович смотрел на жену с интересом:
— Что это ты, женушка? Не ревнуешь ли Монферрана к славе? Пустое! Монферран — гигант архитектуры, а слава — составляющая его успеха.
— Монферран снимает сливки, а кто-то тащит груз работы на своих плечах.
Вересов расхохотался.
— Смотри же, как раскипятилась! Да полно тебе, милый друг. Монферран — мозг проекта, без его мудрого руководства многое пошло бы не так. В нашем точном деле требуется человек, способный направить строительство по правильному пути. Недаром Исаакий несколько раз перестраивали. Не смогли архитекторы построить на этом месте ничего величественного, а Монферран может и строит! Только благодаря Монферрану в Петербурге теперь будет стоять памятник — символ великого города.
— Да, я знаю, ты боготворишь Монферрана.
— И есть за что. Через несколько лет ты сама убедишься, когда будет закончено внутреннее убранство. Монферран намеревается привлечь к работе великого Карла.
— Неужели Брюллова? Но ведь его нет еще в столице!
— Да, и все мы как раз ожидаем его триумфального возвращения. И тогда величайший из храмов обретет гениального мастера.
За разговорами они не заметили, как вплотную приблизились к Исаакию. Стаси ждала их в условленном месте.
Николай Степанович и Лиза вышли на брусчатую мостовую перед храмом, а няне с детьми велели сидеть в коляске.
— Рады тебя видеть. Извини, что немного опоздали, — Лиза прикоснулась губами к прохладной щеке подруги.
Вересов поцеловал протянутую ему руку.
— Обещаю исправиться.
— Я совсем недолго ждала. Итак, что мы сегодня увидим? Мы с Лизой жаждем зрелища!
Лиза предложила:
— Почему бы не взглянуть на город с высоты птичьего полета? С высоты купола собора?
Стаси возразила:
— Но это опасно! Да и как мы туда поднимемся?
— По лесам, — объяснила Лиза. — Так же, как и все рабочие.
Рядом послышался хохот. Николай Степанович редко смеялся так долго и весело, как сейчас.
Лиза упрямо повторила:
— Да, по лесам! И я не отступлю от желания.
— Лиза, ну что такое тебе взбрело в голову, — Вересов теперь смотрел на жену серьезно. — Что за блажь?!
— Это не блажь. Я не сдвинусь с места, пока ты не согласишься провести нас наверх.
Николай Степанович задумался. Иногда Лиза его поражала. Ведь ей далеко не шестнадцать лет, а ведет себя, словно капризный ребенок. После минутного замешательства он сдался:
— Хорошо, будь по-твоему.
Вересов взял под руки спутниц, и все трое направились в сторону храма. По пути он, как мог, развлекал их историями:
— Можете себе представить, что в основание фундамента собора вбили более десяти тысяч свай? Ни одно строение в Петербурге не может похвастаться подобными размахами строительства! Когда начали забивать сваи, одна вдруг бесследно ушла под землю. Что такое? Стали забивать другую, но и та последовала за первой. То же самое случилось с третьей, четвертой, двадцать восьмой, сорок девятой… Каково?! Через некоторое время в Петербург поступает сообщение из Нью-Йорка: «Вы нам испортили мостовую!» — «От чего же мы?» — удивляются строители.
— «На торце бревна клеймо петербуржской лесной биржи “Громов и К”», — отвечает Америка.
— Это известный анекдот, — отозвалась Лиза.
Стаси начала рассказывать другую историю:
— А я слышала, что Монферран оттого так долго строит собор, что ему проезжая прорицательница предсказала смерть вскоре после завершения строительства.
— Ну уж это полная несуразица, — рассудил Вересов. — Полно, милая, не верь злым сплетням.
— Отчего же тогда собор все еще не достроен? — заинтересовалась Лиза.
— А оттого, что Исаакию придается слишком большое значение, — отвечала Стаси, — в салонах говорят: «Мост через Неву мы увидим, но дети наши не увидят, железную дорогу мы не увидим, но дети наши увидят, а Исаакиевский собор ни мы, ни дети наши не увидят».
— И с железной дорогой они ошибаются, — подвел черту Николай Степанович. — Согласитесь, ничего подобного Исаакию в Петербурге не было.
— А Казанский? — спросила Лиза.
— Для меня Исаакий Далматский — лучшее, что доводилось сооружать. Кроме того, он слишком дорого обходится казне. Если бы его отлили из серебра, он не был бы дороже, чем стоит теперь. Но полно об этом, — компания остановилась у храма. — Вы действительно хотите на леса? Не боитесь?
Подъем занял долгое время. Лиза опасалась подвернуть ногу, но все же поборола страх и справилась с подступающей к горлу дурнотой. А вот Стаси, бросив затею с подъемом, остановилась на полпути, ожидая, когда ее спутники вернутся.
Наконец Лиза очутилась на самом верху постройки, не веря, что смогла это сделать.
Далеко, насколько хватало глаз, тянулись крыши. Бесконечная, низкоэтажная равнина изредка прерывалась, ныряя в разливы площадей и глубины каналов — кровеносную систему города. Искрящиеся купола церквей вносили разнообразие в обыденную монотонность пейзажа.
Крыши, крыши… Так много крыш, ощетинившихся, точно иголками, кирпичными, дымящимися трубами. Дым при отсутствии ветра поднимался вертикально вверх, напоминая дорожки на небеса. Из каждого дома, в котором были камины и печи, поднималась такая дорожка. Теперь Лиза знала, что именно по таким дорожкам людские души отправляются к богу.
— Как прекрасно! — она глубоко вздохнула, с удовольствием отметив, что голова больше не кружится.
— Ты довольна?
— О, да! Подумать только! Ни одна женщина не поднималась так высоко!
Она слегка наклонилась вперед и посмотрела вниз. Николай Степанович ухватил ее сзади за талию, опасаясь, что жена может упасть.
Но Лиза больше не думала ни об ангелах, ни о боге. Ее внимание привлек выезжающий на площадь фаэтон, в котором сидела примечательная пара. Лиза сразу узнала мужчину — это был Митя. Рядом находилась полнокровная и разрумянившаяся, точно крестьянка на покосе, женщина.
