Патриция Мэтьюз - Мстительное сердце

– Б-б-благодарю вас, сэр.

– Да, – кивнул Вернер. – Теперь вы свободная женщина. – Он внимательно посмотрел на нее. – Вы можете покинуть «Малверн». Или остаться. Выбирайте.

Ханна не думала ни минуты.

– Куда я пойду? Что буду делать? – Она беспомощно пожала плечами. – Я предпочитаю остаться в «Малверне». Мне здесь нравится, сэр.

– Как пожелаете. – Теперь он смотрел, в сторону, словно ему было безразлично ее решение. – Но я позволю себе высказать некоторые соображения. Я не стану повторять то и дело, что теперь вы свободная женщина. Но если вы останетесь здесь и будете служить домоправительницей, о вас пойдет нехорошая слава. Одинокий мужчина… люди подумают… – Рассердившись, он поднял на нее глаза. – Я беспокоюсь не о себе, как вы понимаете. Меня почти никогда не интересовало доброе мнение соседей обо мне. Меня волнует ваша репутация.

Девушка затрясла головой.

– Меня тоже вовсе не интересует, что подумают люди.

– Сейчас, возможно, это и так, – сухо проговорил Вернер. – Но придет время, когда вы очень пожалеете об этом.

– Малкольм…

Он поднял голову, услышав, что она дерзко обратилась к нему по имени. Но Ханна выпалила:

– Я хочу поблагодарить вас от всей души за то, что вы сделали.

Он не ответил, но взгляд его стал мягче, карие глаза полузакрылись.

Осмелев, Ханна продолжила:

– А нет ли у вас желания освободить также и Дикки?

Вернер выпрямился, на его бледных щеках появился румянец.

– Не злоупотребляйте моей добротой, мадам! Вы заходите слишком далеко! – Он покачал головой. – Для мальчика будет лучше, если он останется работать по договору. Если я сделаю то, о чем вы просите, ему в голову может прийти мысль о побеге. Мальчишки – народ отчаянный, они никогда не задумываются о последствиях своих поступков. Если Дикки останется здесь и будет стараться, он сможет научиться какому-нибудь ремеслу – такому, которое будет ему полезно, когда он вырастет и срок его договора истечет. – Внезапно вид у Вернера стал очень усталым. Он властно взмахнул рукой. – А теперь оставьте меня. Я пойду к себе. Сегодня у меня был утомительный день.

Ханна поспешно вышла из столовой.

В последующие дни Ханна обедала в столовой вместе с Вернером и казалась себе почти хозяйкой поместья. Но когда она серьезно задумывалась об этом, то понимала, что ее мечты очень далеки от истинного положения вещей. Она по-прежнему была кем-то вроде служанки, пусть и свободной; даму и хозяйку она только разыгрывала по вечерам, рядом с Вернером.

Теперь Ханну совсем не удовлетворяли ее туалеты. Предполагалось, что она должна переодеваться к вечеру, и она старалась, как только могла. Но она знала, что эти платья, как бы они ни были хороши когда-то, достались ей от покойницы и, конечно, не шли ей. Все это она поведала Бесс!

– Господи, золотко. Я знать очень мало о нарядах изящных леди. Я не уметь ни шить, ничего такого. Я ведь заниматься стряпней. – Наклонив голову и уперев руки в бока, она окинула Ханну критическим взглядом. – Но одну вещь и все-таки знать. Все изящные леди носить корсет, или шнуровку. Вот почему они такие стянутые посередке. И всегда то падать в обморок, то бледнеть – ведь так нельзя как следует дышать. Но все-таки я считать, что маста Вернер, он любить вас так, как вы есть.

– Я даже не уверена, что он смотрит на меня, – пробормотала Ханна. Она окинула себя взглядом. – Корсет, ты говоришь?

– Шнуровка и обручи, – сказала Бесс, смеясь. – Ты же не думать, что эти широченные юбки стоять колоколом сами по себе? Я всегда удивляться, как белые леди обзаводиться детьми. И как мужчине добраться до нее, когда она во всех этих штуках! Я знать белых леди, они даже спать в обручах.

Ханна не могла удержаться от смеха. Перед глазами у нее возникли женщины с тонюсенькими талиями, в пышных юбках – такие леди иногда появлялись в лавках Уильямсберга. Она мысленно сравнила свою, более полную фигуру с их фигурами и погрустнела. Да, придется обзавестись шнуровкой.

Потом она вспомнила о сундуке, набитом платьями миссис Вернер. Конечно, там найдется то, что ей надо. Она даже смутно припомнила, как, роясь в платьях, отбросила в сторону нечто странное, какое-то сооружение из косточек и белой ткани.

– Бесс, пошли наверх. К сундуку. Кажется, там есть корсеты. Помоги мне, Бесс!

Ханна, в одних нижних юбках, стояла перед большим трюмо в своей комнате. Бесс после долгой суеты и озабоченных вздохов, удалось надеть на Ханну эту сложную конструкцию, и теперь она начала затягивать шнуровку.

Ханна с шумом выдохнула.

– Ужасно туго, Бесс!

– Так должно быть, золотко, так должно быть. Уж я-то знать. Ты упираться в этот столбик у кровати. Быть легче.

Пыхтя от усердия, Бесс так туго стянула шнуровку на талии Ханны, что той стало дурно – ей не хватало воздуха. Наконец Бесс отступила и обошла вокруг Ханны.

– Вроде так должно быть. Уж теперь-то у тебя талия тоненькая, совсем как у изящной леди. А надо посмотреть, нет ли здесь еще и обручей.

Ханна стояла не шевелясь, все еще держась за столбик, и пыталась хоть как-то дышать, а Бесс порылась в сундуке и вскоре подошла к девушке, держа в руках странную штуковину из планок, соединенных полосками белой ткани. Негритянка закрепила это на талии Ханны.

Ханна опустила глаза и оглядела себя. Ей показалось, что на талии у нее висит большая миска, доходящая до полу.

– А теперь, золотко, надеть платье.

Ханна едва могла шевельнуться, чувствуя себя скованной; она с трудом, при помощи Бесс, влезла в платье. По том опять взглянула на себя в зеркало. Платье, которое совсем недавно она выпустила в талии и которое все равно было ей тесновато, теперь стало свободно. Ее пышные груди, поднятые кверху шнуровкой, казалось, вот-вот выскочат из выреза лифа.

Критически взглянув на свое отражение, Ханна пыталась понять, изменилась ли ее внешность к лучшему. Тоненькая талия действительно выглядела красиво, а пышная юбка, раздутая обручами, придавала фигуре изящество. Ханна попробовала пройтись по комнате, но юбка ударялась и цеплялась за мебель, а от тугой шнуровки Ханна испытывала дурноту.

Бесс смотрела на нее, качая головой.

– Ой-ой-ой, детка, ты в груди сильно полней, чем была, верно, миссис Вернер. В этом корсете ты выглядеть просто неприлично.

– Господи, Бесс, – отозвалась Ханна, – я уверена, что эти штуковины придумал тот, кто ненавидит женщин. Это просто пытка. Мне кажется, будто меня засунули в печку!

Бесс затряслась от смеха.

– Это цена, которую ты платить, чтоб быть изящной леди, детка. Нам лучше – мы не должны носить такие подпорки. Хозяйки ходить, и от них пыхать жаром, как от костра в жаркий день. Мы хоть от этого свободны!