Розалинда Лейкер - Серебряное прикосновение
Неожиданно его сосредоточенную работу прервали. Мастер Харвуд желал видеть Джона немедленно. Он снял с себя кожаный фартук, надел на сорочку жилет, чтобы выглядеть солиднее, и пошел в контору.
Когда Джон постучался в дверь кабинета, голос Харвуда приказал ему войти. И он сразу же понял, что случилось нечто ужасное, как только увидел Джека Нидема, сидящего в кресле рядом с хозяином. Он догадался обо всем, что ему сейчас будут говорить. Джек, с выражением сильнейшего гнева на лице, вскочил с кресла и угрожающе двинулся к Джону, но Харвуд сделал ему знак, чтобы тот вернулся на место. Джек повиновался, что-то бормоча себе под нос.
— Бэйтмен, — серьезно заговорил Харвуд, — против тебя выдвинуто чрезвычайно тяжелое обвинение. Я надеюсь услышать, что оно абсолютно беспочвенно, однако предупреждаю, что не потерплю лжи. Говори правду и только правду. Тебе понятно?
— Да, сэр.
Джон догадался, что последует за этим. Будущее его повисло на волоске, и волосок этот был готов вот-вот оборваться.
— Я должен был напомнить тебе, когда мы говорили о правилах поведения для подмастерьев, что внебрачная связь сурово карается. Ты меня понимаешь?
У Джона не было выбора. Он крепко сжал челюсти, собираясь с силами, а потом заявил:
— Я — отец ее ребенка.
Казалось, что слова его эхом откликаются в этом огромном кабинете. У Джека Нидема вновь угрожающе засветились глаза, и он вновь привстал со стула, но Харвуд заставил его сесть. Выражение лица хозяина стало каким-то диким и враждебным.
— Из того, что мне сказали, я делаю вывод, что ты, Бэйтмен, бросил девушку. Это верно?
Джон ощутил, как злость заполняет его. Злость на случайный поворот обстоятельств, заставивший Эстер нарушить обет молчания, данный ими друг другу.
— Эстер — моя жена. Три месяца назад мы обвенчались во Флит.
Оба его собеседника были сначала поражены, но последующая реакция их сильно отличалась. Джек, видимо, сразу же смягчился и до некоторой степени успокоился, а вот Харвуд, услышав эти слова, заговорил дальше в том холодном, угрожающем тоне, который, как уже знал Джон, не предвещал ничего хорошего.
— Бэйтмен, для мистера Нидема это меняет дело.
И, обращаясь к Джеку, добавил:
— Извините, но я вынужден порекомендовать вам вернуться в Хиткок немедленно. Со своим новым зятем вы еще успеете побеседовать. В настоящий момент мне необходимо продолжить разговор с Бэйтменом с глазу на глаз. Он пока еще мой ученик.
Джеку Нидему ничего не оставалось делать, кроме как уйти. Он встал, неуверенно посмотрел на Джона, поклонился Харвуду.
— Я надеюсь, что эта история не повлияет на ваше доброе отношение к моему заведению, и что вы…
— Всего хорошего, Нидем.
— Э-э-э… До свиданья, сэр.
Как только дверь за Нидемом закрылась, Харвуд дал волю своему возмущению:
— Бэйтмен, ты не только ослушался меня, но и обманул мою дочь! Ты злоупотребил моим гостеприимством, ты, уже будучи женатым, продолжал играть чувствами моей девочки, ее привязанностью к тебе, заставив ее поверить, что у тебя к ней честные, искренние намерения! Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Каролина не питает иллюзий в отношении меня. Мы просто друзья, и я очень ценю ее дружбу.
— Черта с два ты ее ценишь! По крайней мере, теперь всему этому конец, и Каролине будет только на пользу, что она избавилась от тебя!
Харвуд вскочил и, отшвырнув стул, подошел к бюро. Он извлек из него документ, в котором Джон узнал контракт о его учебе в мастерской.
— Но мне ведь осталось совсем чуть-чуть доучиться! — воскликнул Джон.
Харвуд развернул лист бумаги и взглянул на него.
— Точнее, три месяца, две недели и один день, — сказал он и медленно разорвал документ на две половины.
— Нет! — протестующе крикнул Джон.
Харвуд швырнул ему половину листа.
— Своей женитьбой ты сам навсегда лишил себя права стать настоящим мастером! И я обещаю тебе, что прослежу за уничтожением всех записей и документов, в которых упоминается твоя учеба в моей мастерской. Более того, я сам, лично занесу твою фамилию в «черный список» по мастерским, и тебя не примут ни в одну в этом городе! А теперь собирай свои пожитки и убирайся из моего дома, пока я тебя не вышвырнул отсюда своими руками!
До этого момента Джон никогда не испытывал ненависти к кому-нибудь. Даже в такой момент он мог признать, и признал, что, в конечном счете, сам виноват во всем. Однако он не мог вынести оскорблений и дополнительных наказаний, наложенных на него, так как считал их грубой несправедливостью и даже местью властного, влиятельного человека более слабому, зависящему от него. Поэтому Джон, в котором неожиданно для него самого проснулось благородство происхождения, с гордостью и глубочайшим достоинством поклонился противнику, всем своим видом показывая, что честь его совершенно не пострадала от грубости и невежества оппонента, и удалился с гордо поднятой головой.
Когда он проходил через мастерскую, всем, кто лишь раз взглянул на него, становилось ясно, что случилось несчастье. Подойдя к своему месту, Джон открыл коробку для инструментов и принялся укладывать в нее все свои принадлежности для работы.
Личный инструментарий всегда был священным для каждого рабочего, его передавали по наследству преемникам. В свое время набор инструментов для ювелирного дела был подарен Джону его дедом, когда он только начинал свою учебу в мастерской. И, как у всякого талантливого ремесленника, инструменты стали частью его рук, продолжением его пальцев, источником его мастерства… Теперь Джон на всю жизнь останется обыкновенным наемным рабочим, каких тысячи и тысячи. Он сможет зарегистрировать свою пробу только в том случае, если накопит достаточно денег для основания собственной большой мастерской. Престиж независимого мастера он потерял навсегда. И ради чего? Ради всплеска страсти к девушке, которой он всегда смог бы обладать в любой момент, месяцем-другим позже… Джон подумал, что почти не помнит, как выглядит Эстер. Ведь они не виделись уже почти три месяца…
— Старик действительно выгнал тебя? — поинтересовался Робин, который, увидев сборы Джона, подошел к нему и в недоумении наблюдал за происходящим.
— За что? Что случилось?
— Ему стало известно, что я женат.
— Как? — Робин даже присвистнул от удивления и пошел вместе с Джоном в их комнату.
— Кто твоя жена? Эстер Нидем? Когда это вы успели пожениться?
Джон вкратце рассказал ему всю историю, пока запихивал свою одежду в чемодан.
— Знаешь что, возвращайся-ка ты на свое место, а то и тебе влетит, — посоветовал Джон Робину, — я только хотел тебя попросить вот о чем. Я сейчас не могу забрать все свои книги, их слишком много. Не мог бы ты принести все, что останется, по адресу, который я тебе вскоре сообщу?
