Луиза Аллен - Жертва негодяя
— Я понял, что помимо традиционного горящего полена в очаге и снега нам не хватает одного непременного атрибута Рождества. — Он что-то держал на ладони — веточку с листьями, которая отсвечивала мириадами шариков нежно-молочного цвета.
— Какая прелесть! Омела. Но как вам удалось раздобыть ее? — Перси потянулась, чтобы взять веточку, но Элис отвел свою ладонь.
— Наколдовал.
В это можно было поверить. Корабль нырнул носом по волне, и она, потеряв равновесие, чуть не упала на Элиса, но он поддержал ее свободной рукой.
— Вы поверите, если я поцелую вас?
— Я думала, вы не желаете меня. Вы сами сказали.
— Я сказал, что тот поцелуй — просто реакция на опасность, на сражение. Я был не прав, что поступил так с вами. Но мне надо умереть, чтобы избавиться от желания поцеловать вас, Перси.
— Что ж, понимаю. Я полагала… — «Так он, оказывается, желает меня не меньше, чем я его». — Да.
Ее сердце заныло, и она более не раздумывала. Поверить ему? Она сейчас — в этой полутьме коридора — не доверяла самой себе, но не желала противиться своему желанию. Он был совсем рядом, от него пахло вином и табаком — она чуть склонилась, вдыхая запах свежей, жаркой кожи мужчины — и еще один особенный, только ему присущий аромат. Он дышал медленно и спокойно, но она уловила его волнение, словно он пытался контролировать свое дыхание. Она прикоснулась — твердое, сильное мужское тело скрывалось под одеждой.
Его рука крепко держала ее за талию, и она боролась с желанием сжать эту руку и почувствовать, как эти длинные пальцы скользят по ее коже, по всему телу. Внутри ее. Перси покраснела — благо лицо в тени, — ее бросило в жар от желания и потрясения от воспоминаний, смешавшихся с фантазиями.
Свободная рука Элиса тронула ее волосы — она поняла, что он прикрепил ветку омелы к ее локонам; затем он обнял Перси и притянул к себе.
— Только один поцелуй, — прошептал он, склоняя голову.
— Да, — согласилась она и дотронулась до его волос. Мягкие, густые и непокорные — под ее пальцами; она вспомнила, какими необычно длинными они были у него в юности: на прогулках он всегда перевязывал их на затылке шнуром. Когда они вместе лежали в постели, она развязала шнур и запустила пальцы в шелк его волос. — Мне нравятся ваши волосы, на ощупь — как мех. — Она погладила его, как гладят кошку, и он воспротивился этой ласке, насупился и посуровел.
«Только один поцелуй — рождественский». Она закрыла глаза и приоткрыла губы. Темнота обостряла чувства, подводила к краю пропасти: не видя его, она только касалась, вдыхала запах и ощущала вкус. Элис поцеловал ее глубоко — как и в повозке рикши, но бесстрастно, даже лениво — как тогда на пустыре, — однако без насмешки. Их языки встретились и сплелись во взаимной ласке, делясь влажным жаром, близостью и доверием.
«Только один поцелуй». Перси желала еще — и еще — его. Прижалась теснее, почувствовала, как заныли груди, ее окатило жаркой волной возбуждения, когда она ощутила его эрекцию — и она доверилась ему, застонав. Этот мужчина знал, как продлить этот мучительный экстаз, — он уже не юнец.
— Перси.
Он поднял голову. Она легонько прихватила его ухо зубами, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее шею, ладони его скользнули вверх и обхватили ее груди. Стив когда-то сделал так, но она отскочила с отвращением, его зверская хватка оскорбила и причинила ей боль; однако сейчас ей бесстыдно хотелось прижаться к Элису.
— Замечательно, — прошептал Элис, его пальцы нащупали край ее лифа и начали ласкать окружность соска.
Ее грудь возбужденно ныла в шелковистом лифе платья; она беспокойно затрепетала под его ладонями, желая высвободиться из корсета, чтобы его руки гладили ее кожу.
Он наклонился и поцеловал выпуклости ее груди над шелком лифа, его пальцы дразнили ее твердеющий сосок. Перси выдохнула со стоном, и Элис поднял голову — его глаза блеснули в свете фонарей.
— Я причинил вам боль?
— Нет. Нет… целуйте меня.
Ласки были волшебны; зной его губ, требовательное давление и тянущая боль в ее груди — все просочилось вглубь, в низ живота, туда, где копилось и разгоралось ее желание, которое заставляло ее изгибаться и прижиматься к его телу, но томление от этого становилось еще болезненнее. Ее спина упиралась теперь в обшивку: Элис давил на нее всем своим весом, приникая мужским естеством туда, куда она желала.
Что-то мешало ей сзади, упираясь в поясницу; она чуть поерзала, почувствовала, что помеха сдвинулась и — стена внезапно исчезла.
Перси едва не свалилась в разверзшийся провал, но Элис удержал ее.
— Дверь, должно быть, не заперта, — проговорил он, пока она смущенно озиралась. — Это пустующая каюта, — разглядел он в свете фонаря.
Элис потянулся к наружной панели, снял светильник со стены и вошел в каюту, закрыв за собою дверь. Она услышала поворот ключа в замке, Элис поднял светильник, освещая доски палубы и голую койку с казенным копровым матрасом.
— Элис…
— Да. — Он поставил фонарь на пол и заключил ее в объятия. — Чего вы хотите, Перси?
— Сама не знаю. — Она подергала пуговицы его фрака. — Вас.
— Я тоже хочу вас, — вымолвил он, когда она расстегнула последнюю пуговицу и принялась вытягивать его сорочку из-за пояса брюк. — Я всего лишь хотел поцеловать вас, но мне следовало понять, что этим дело не кончится. Доверитесь мне чуть больше, Перси? Позволите доставить вам удовольствие?
— Да, — ответила она, не вполне понимая, о чем он спрашивает. — Хочу коснуться вас. А-ах… — Ее ладони скользнули вокруг его талии, поглаживая горячую кожу; она молча стояла, затаив дыхание, наслаждаясь счастьем — быть рядом с ним, и чувствовала, как нарастает его напряжение.
В тот давний вечер им некогда было просто побыть в объятиях друг друга. Он тогда потянулся к ней, и она упала ему в руки, мечтая тем самым утешить его боль — что бы там ни было, но ее невинный порыв подстегнул желание, до тех пор дремавшее где-то в подсознании и проснувшееся во взаимном объятии. Тот юноша был не менее отчаявшимся, чем она, но ему как-то удалось набраться терпения и обойтись с ней нежно, хотя обоих одолевало желание.
Элис наклонился и поднял ее, они очутились на койке, ее юбки поднялись к бедрам, а ладонь ощущала его эрекцию через брюки, он стонал, поглаживая ее ноги. Она задрожала, когда он с силой развел их в стороны, открыл ее лоно и вложил пальцы в нежные складки, податливо раскрывшиеся для него. Она тогда отбилась от Стива, и ему не удалось дойти с ней до такой интимности; теперь не было никакого стыда, никаких страхов — только отчаянное желание.
