Уильям Коллинз - Опавшие листья
– Вы сочтете меня очень нескромной, – хитро начала она, – если я исповедуюсь вам.
Амелиус пламенно желал услышать ее исповедь: это дало бы ему повод на нечто подобное с его стороны.
– Я удивляюсь, – продолжала Регина, – не тому, что с теткой моей стало дурно от жары в концертном зале, это был предлог уехать с вами. Но что меня удивляет, это ее доверие к вам после такого короткого знакомства. Вы ведь… как бы это сказать?., еще новый друг наш.
– Много ли времени потребно на то, чтоб я стал старым другом? – спросил Амелиус. – Мне кажется, – прибавил он с особенной выразительностью, – что я ваш старый друг.
Регина оставила эти его слова без замечания.
– Я приемная дочь миссис Фарнеби, – продолжала она. – Я живу с ней с самого моего детства, и она никогда не поверяла мне никаких своих секретов. Не подумайте, что я побуждаю вас изменить моей тетке, я не способна на подобный поступок.
Амелиус увидел возможность сказать ей комплимент, который имел прелесть новизны, что касалось до него. Он готов был сказать ей, что она не способна ни на что такое, что было бы неприлично такой прелестной особе, но она не дала ему времени, она горячо продолжала свою речь. Я желала бы знать, не имел ли на тетку мою влияния тот сон, который она видела о вас.
Амелиус вздрогнул.
– Говорила она вам о своем сне? – спросил он с некоторым беспокойством.
Регина покраснела и остановилась в нерешительности.
– Моя комната рядом с ее комнатой, – объяснила она. – Мы оставляем дверь отворенной, я перехожу из одной в другую, когда она тревожно спит. Она говорила во сне и произносила ваше имя, вот и все. Может быть, мне бы вовсе не следовало упоминать об этом. Может быть, я не должна ждать от вас ответа.
– Не может быть никакого вреда от моего вам ответа, – сказал Амелиус. – Сон, по всему вероятию, имел влияние на ее доверие ко мне. Теперь, когда вы это знаете, вы не можете думать неодобрительно о ее поведении.
– Речь совсем не о том, что я думаю, – с некоторым смущением отвечала Регина. – Если тайна моей тетки представляется вам интересной, какое право имею я возражать? Я понимаю теперь, что мужчина мог быть ее лучшим советником, чем женщина. Хотя она и всегда как-то своеобразно действовала, не может же, однако, не показаться странным, что выбор ее пал именно на вас. Дела моей тетки заставят вас оставить Лондон.
Она так ловко поставила этот вопрос, что он серьезно смутил Амелиуса. Тот попытался прибегнуть к комплименту вместо ответа.
– Оставить Лондон значило бы оставить вас, а я не могу даже подумать об этом.
Регина, услышав такой ответ, умело скрыла свою досаду под маской иронического одобрения.
– Совершенно справедливо, – сказала она. – Вы не могли более деликатным образом уличить меня в нескромности, искренне благодарна вам, мистер Гольденхарт. Я говорила не из любопытства. Мне пришло в голову, что подумает мой дядя, если вы вдруг измените свои планы. Впрочем он ничего не будет знать о случившемся сегодня. Я, конечно, не скажу ничего. Хотя я не удостоена ни теткиного, ни вашего доверия, вы увидите, что я умею хранить тайну.
Она в двадцатый раз сложила свои перчатки и, встав с места, побудила Амелиуса удалиться. Он сделал над собой усилие, чтоб возвратить потерянное им самообладание и не изменить доверие мистрис Фарнеби.
– Я уверен, что вы умеете хранить тайну, – сказал он. – Я бы рад вверить вам одну из моих тайн на хранение, но не решаюсь теперь на такую вольность.
Она очень хорошо знала, что именно хотел он сказать. Ее сердце стало усиленнее биться, но она с гордостью отвечала ему:
– Вы один раз обедали у нас, один раз завтракали и были приглашены сюда сегодня. Я не похожа на свою тетку, я должна прежде хорошо узнать человека и тогда только могу сообщать ему свои секреты. Я не удерживаю вас более, может быть, у вас есть дела.
Амелиус почувствовал намек, молча осмотрелся кругом, ища свою шляпу. На столе позади него лежал английский журнал, раскрытый на жалкой новейшей иллюстрации, показывавшей до какой степени упало в настоящее время искусство в Англии. Молодой гигант в развевающейся одежде стоял в саду и таращил глаза на рослую женщину с громадными глазами и круглыми бедрами, которая бессмысленно вертела зонтиком в траве. Картинка эта сама по себе не способная объяснить мысли живописца, была подписана: «Любовь с первого взгляда». За эти замечательные слова Амелиус ухватился в отчаянии, как утопающий за соломинку. Ему представился удобный случай защищать свое дело косвенным путем, который не мог оскорбить самой щепетильной леди.
– Верите вы в это? – спросил он, указывая на иллюстрацию.
Регина сделала вид, что не понимает его.
– Во что? – спросила она.
– В любовь с первого взгляда.
Это было сказано суровым тоном, как бы уличавшим ее во лжи. Она же в мягкой форме скромно скрыла истину.
– Я ничего не знаю об этом, – сказала она.
– А я знаю, – сказал Амелиус многозначительно.
Она продолжала смотреть на иллюстрацию, эта злополучная картинка не заражала ли глупостью? У нее не хватило воображения понять его даже теперь. Она с самым невинным видом спросила его:
– Знаете что?
– Что такое любовь с первого взгляда, – живо проговорил Амелиус.
Регина стала перелистывать журнал.
– Так вы читали эту историю, – сказала она.
– Историю я не читал, – отвечал Амелиус. – Я знаю, что я чувствовал сам, встретившись с одной молодой особой.
– С молодой особой в Америке? – спросила она с вызывающей улыбкой, взглянув на него.
– Нет, в Англии, мисс Регина. – Он пытался взять ее руку, но она быстро отняла ее. – В Лондоне, – продолжал он, впадая в свой обычный откровенный тон. – На этой самой улице, – и схватил ее руку прежде, чем она успела убрать ее. Но Регина была находчивее его: она ловко воспользовалась его фамильярностью, чтобы вежливым образом спровадить его, и дружески пожав ему руку, сказала:
– Прощайте, мистер Гольденхарт.
Амелиус покорился своей участи. В ее взоре было что-то говорившее ему, что он уж слишком далеко зашел сегодня.
– Могу я вскоре прийти опять? – спросил он жалобным голосом.
– Нет! – произнес голос в дверях, голос этот они оба тотчас же узнали, это была мистрис Фарнеби.
– Да, – шепотом сказала ему Регина, пока тетка входила в комнату. Вмешательство мистрис Фарнеби после приключений этого дня задело молодую леди, отличавшуюся обыкновенно мирным характером, и Амелиус воспользовался этим.
Мистрис Фарнеби подошла прямо к нему, взяла его за руку и вывела в зал.
– У меня возникли подозрения, – сказала она, – и они оправдались. Уже два раза предостерегала я вас против моей племянницы. В третий и в последний раз говорю вам, что она холодна, как лед. Она будет водить вас за нос, пока это будет льстить ее тщеславию, и бросит вас, как уже она бросала многих. Издевайтесь сами, пока не женитесь на ком-нибудь. Не приходите в этот дом ни к кому, кроме меня. Я буду ждать вестей от вас. – Она было замолчала, но указывая на одну из статуй, украшавших зал, прибавила:
