Виктория Холт - Дитя любви
— Больше ему негде быть, а шкаф отодвигают раз в год: он очень тяжелый.
— А когда ты найдешь его, ты будешь его носить?
— Да! Раньше я боялась, потому оно и потерялось! Ли сказал, что оно может дать почву всяким подозрениям, и, кроме того, на перстне выгравировано имя вашей семьи!
— Да, оно переходит из рук в руки уже несколько поколений, вот почему мне захотелось подарить его тебе!
Я была так рада, что он не обратил особого; внимания на пропажу кольца, что дала себе слово, что отброшу все свои страхи и буду наслаждаться этим днем в открытую.
— О, Джоселин! — воскликнула я. — Разве не прекрасно быть здесь только вдвоем! Он нежно поцеловал меня.
— И знать, что у нас впереди еще добрых паря часов! — добавил он.
— Сейчас чуть больше полудня, — сказал я. — А чем мы займемся?
— Обследуем остров и будем говорить и говорить! Затем перекусим и снова поговорим, а я буду все время смотреть на тебя! Мне хочется еще раз увидеть, как ты улыбаешься: когда ты это делаешь, у краешка рта появляется крошечная морщинка! Я обожаю твои волосы, как они падают тебе на плечи! Они совсем не похожи на эти мерзкие кудряшки «сердцеедки», что вошли сейчас в моду при дворе. Мне нравятся твои карие глаза, и я постоянно думаю о том, насколько же их цвет красивей, чем голубой!
— Ты относишься ко мне с предубеждением, — сказала я. — Мне кажется, тебе все это нравится только потому, что принадлежит мне!
— А я этого и не отрицаю, — ответил он.
Я думаю, тогда мы оба были немного напуганы теми чувствами, которые разбудили друг в друге. Я была рада просто находиться рядом с ним, но никак не могла забыть, что его разыскивают и что наше бегство лишь временно. Меня страшно взволновала мысль о свадьбе. Все это казалось таким невероятным, хотя почему бы и нет? Ведь обстоятельства исключительны. Я прислушалась к печально скрипучим крикам чаек. Казалось, будто они предупреждают меня, что времени осталось не так много.
Если он поедет во Францию, сказала я себе, я могла бы уехать вместе с ним, особенно если мы поженимся. Но могу ли я вот так бросить мою семью?
Ах, если бы Ли был здесь, чтобы я могла посоветоваться с ним! Эта мысль очень странно подействовала на меня, ведь, когда я была еще совсем маленькой девочкой, в глубине души я поклялась что, когда вырасту, выйду замуж за Ли.
Мы обошли руины аббатства, нашли исповедальню и залу для чтения.
— А это, должно быть, часовня, — заметил Джоселин, но, думаю, на самом деле его не очень интересовали эти развалины. Нас обоих охватила буря чувств наконец-то мы остались наедине! Мне хотелось лишь одного — прижаться к нему и защитить.
Если б сейчас корабль мог подойти прямо к Эйоту и отвезти нас обоих во Францию!
На этом одиноком островке царила таинственная и странная атмосфера. День выдался на диво спокойным. Клочки тумана, висевшие в воздухе, даже не двигались. Их серые и призрачные силуэты странной формы виднелись повсюду.
— А вон церковная колокольня, — показала я. — Я бы ничуть не удивилась, если бы сейчас колокола зазвонили и мы увидели мрачные фигуры монахов, бредущих на молитву.
— Сейчас не то время суток, — резко сказал Джоселин, и я вспомнила, что он католик, — это было еще одной причиной, почему моя семья была бы против: отец был убежденным протестантом. Не то чтобы он был очень религиозен: религия служила ему одной из форм политики. Я уверена, он был бы не доволен, выйди я замуж за одного из членов известной католической семьи, а то, что мой избранник еще и в опасности, еще больше взбесило бы его.
Странно, но я думала о нем ничуть не меньше, чем о матери. Я представляла, как говорю ему: «Тебе никогда до меня не было никакого дела. Какая разница, за кого я выхожу замуж?» И в словах этих крылась горечь. Меня всегда волновало то, как он ко мне относится, было небезразлично это мне и сейчас.
— Где мы расположимся на пикник? — спросил Джоселин.
Я весело рассмеялась.
— Кажется, этой зимой я развлекаюсь на пикниках гораздо чаще, чем в летнюю пору!
— Я никогда не забуду тот пикник у пещеры: ты и я! — сказал он.
— А я никогда так не пугалась, как тогда, когда этот пес вошел в пещеру!
— Но вместе с тем ты была счастлива, — ответил он. — Я понял, что тогда ты любила меня!
— Я это тоже поняла: опасность раскрыла мне глаза.
— Присцилла, ты еще так молода! Он повернулся и поцеловал меня, на устах его горели нежность и страсть.
— Пойдем в ту комнату? Скорее всего, она служила им помещением для переписки рукописей. Я принесу из лодки одеяла, и мы расстелим их на плитах, а потом мы что-нибудь перекусим.
— Звучит заманчиво, давай так и поступим! Мы рассмеялись, после чего я расстелила скатерть и достала пирожки с говядиной и сидр, чтобы утолить жажду.
— Вот это да! — сказала я. — Да здесь еды на троих! Наверное, здесь доля и Кристабель?
— Как это мило с ее стороны — оставить нас вдвоем! — сказал Джоселин.
— Ты думаешь, она специально так подстроила?
— Да, — ответил он.
Я задумалась: в этом я была не уверена. Мы прислонились к стене комнаты, и сквозь остатки крыши я стала наблюдать за туманом.
— Какое странное место! — произнесла я. — Слуги говорят, что по ночам здесь можно заметить огоньки.
— Слуги всегда говорят что-нибудь подобное. Тебе страшно?
— С тобой — нет!
— Очень рад слышать это. Тебе никогда больше не придется бояться, Присцилла, пока рядом с тобой я. Я — твоя защита!
— Ты меня успокаиваешь! Попробуй этого пирога, очень вкусно.
— У Харриет хороший повар.
— У нее все самое лучшее!
— Мы должны быть очень благодарны ей: она столько для нас сделала!
Я согласилась с ним. Затем мы поговорили о нашем первом знакомстве и о заманчивой возможности свадьбы. Мне уже приходилось слышать о бегстве девушек со своими возлюбленными. Однажды случился большой скандал, когда девушка убежала с мужчиной, который был двадцатью годами старше. Он оказался авантюристом, но было слишком поздно, и семье не удалось помешать их браку. Девушке было всего лишь четырнадцать.
Четырнадцать было и мне, и я собиралась выйти замуж хоть и не за искателя приключений, но за изгнанника. Но я ничего не могла поделать: я была влюблена и собиралась начать новую жизнь. И одновременно мне было горько, так как своим поступком я глубоко обижала мать. Что касается отца, то пусть себе бушует, сколько его душе угодно… Правда, ничего такого не случится, скорее всего, он пожмет плечами и скажет: «Ну, это же Присцилла!»
Мы были так счастливы — мы говорили, строили планы на будущее, хотя про себя я пыталась понять, чувствует ли он сейчас то же, что и я? Чувствует ли, что во всем этом есть что-то неземное и что вряд ли наши замыслы когда-нибудь сбудутся?
