Валери Шервуд - Песня ночи
Келлз смотрел на светлую головку обнимавшей его женщины, которая сейчас, кажется, была счастлива, что нашла выход из положения. Одолжить у Филдинга? Вообще-то это возможно. Но Келлз помнил, с какой готовностью Филдинг поверил в самое худшее из того, что в свое время говорилось о нем, как жаждал сдать его властям, не дав себе труда хотя бы немного подумать над тем, что улики, выставленные против возлюбленного его приемной дочери, могут быть сфальсифицированы и при ближайшего рассмотрении шиты белыми нитками. Не забыл Келлз и о том, как относился Филдинг к Каролине, не давая ей забыть о том, что она не его родной ребенок. Даже если Филдинг — а можно себе представить, с какой неохотой он уступит просьбам Каролины, — и отправит деньги через одного из капитанов, нет никакой гарантии, что эти деньги когда-то достигнут Порт-Рояля. Пираты, погода, испанцы… Опасностей и препон сколько угодно!
Заботили Келлза и другие проблемы. Немалую сумму из той, что предназначалась на дело, надо потратить на укрепление дома, дабы защитить от всех превратностей его судьбы Каролину. Она, конечно, не должна об этом знать. И еще — он не мог ждать, не мог откладывать свое предприятие надолго, не мог полагаться на благосклонность Филдинга, в которой, что немаловажно, совершенно не был уверен.
— Нет, Каролина, так не пойдет. То, что ты предлагаешь, требует времени, а у нас его нет. Это то письмо, о котором ты говорила? — Келлз подошел к бюро и, взяв лист бумаги, стал читать. Каролина не мигая смотрела, как, прочитав письмо, он разорвал лист пополам.
— Ты не хочешь разрешить мне помочь тебе, — с убитым видом заключила Каролина.
— Лучший способ помочь мне — это внимательно выслушать меня и постараться понять. Что сделано, то сделано. Твой великодушный жест достоин похвалы, но…
— Но ты…
— А я справлюсь с моими проблемами, как и раньше, своими силами, — чеканя слова, сказал Келлз.
Ни слова не говоря, Каролина повернулась к нему спиной и вышла из комнаты.
За обедом она была молчалива, и Келлз, как ни старался, не мог вернуть ей прежнее беззаботно-игривое настроение. У порога спальни она прижалась к нему отчаянно, словно боялась, что сейчас его отнимут у нее.
— Кристабель, Кристабель, — пробормотал он растроганно. — Ну что мне с тобой делать?
«Ты мог бы остаться со мной!» — кричала Каролина сердцем, но побоялась говорить об этом вслух. Сейчас было не время ссориться. Сейчас, когда она млела в объятиях его сильных рук, когда она чувствовала на щеке его горячее дыхание… Нет, эти минуты были даны им для прощения… И для мечты… Тогда она искренне верила, что сможет остаться рядом с ним вечно, что ничто и никогда не разлучит их.
Мечта, казавшаяся вполне осуществимой, когда их соединили жаркие объятия, превращалась в несбыточные грезы, едва они переносились из сказочного мира в реальный.
— Келлз, — тревожно спросила она, — ты ведь не хочешь покидать меня, правда?
В голосе ее было столько глубочайшей тоски, что рука флибустьера у нее на плече непроизвольно сжалась. Ему вдруг показалось, что отпусти он ее сейчас, и любимая исчезнет…
— Мне не хочется покидать тебя ни на секунду.
Он действительно очень не хотел расставаться с ней, но выбора не было.
— Но… ты все же уходишь?
— Я должен, — со вздохом сказал Келлз.
В который раз он подумал о том, что если бы не маркиз Солтенхэм, если бы не Реба с ее настырной мамашей, если бы не зависть мнимых друзей, они с Каролиной могли бы беззаботно наслаждаться богатством, данным им по праву крови, могли бы жить в цивилизованной стране, а не мыкаться в пиратской глуши…
— Я знаю, я все понимаю, Келлз. — В голосе ее звучал извечный призыв, а нежные пальчики опускались все ниже, лаская его живот. Кто устоял бы перед этой песней сирены?.. — Келлз, не уходи, останься со мной…
И Келлз откликнулся. Но не так, как она ожидала. Он взял ее, он вновь перенес ее в мир раскаленной страсти и отпустил, оставив остывать в приятной истоме.
Но никакие уловки не могли заставить его отступить от принятого решения. Каролина лежала без сна, глядя в темноту широко открытыми глазами, прислушиваясь к его ровному дыханию.
Ее план провалился. Надо было придумывать новый.
Глава 7
От стука и грохота можно было сойти с ума. От рассвета до заката в доме шли работы: на всех окнах устанавливали кованые решетки. С легкой руки Хоукса дом стали звать крепостью.
— Пустая трата бешеных денег, тех, которых у нас нет! — как-то в сердцах бросила Каролина, устав разубеждать мужа в необходимости столь основательных работ.
— Нет, но скоро будут, — сверкнув улыбкой, примирительно сказал Келлз. — Испанцы еще не перевелись на морях!
— Келлз, — попробовала возразить Каролина, — ты получил высочайшее прощение за былое флибустьерство. Если ты снова возьмешься за старое, тебе опять придется подавать прошение.
Серые глаза Келлза мрачно блеснули.
— Ты, похоже, забыла, что маркиз Солтенхэм сделал меня пиратом в глазах короля, так что никакого высочайшего прощения у меня нет и вряд ли будет!
Да, и в этом она виновата. Если бы ее подруга Реба не была так влюблена в маркиза, если бы Каролина не свела их, у Робина ничего не вышло бы. Она сама, Каролина, умоляла Келлза пощадить маркиза, спасти его жизнь, и Келлз выполнил ее слезную просьбу, и все для того, чтобы Робин мог жениться на Ребе. А мать Ребы наняла свидетелей, показавших, будто бы Робин сознался в пиратстве под принуждением.
— Ты прав, — задумчиво сказала она. — Вся вина за твои несчастья лежит на мне.
— Я ничего не пытаюсь свалить на тебя, — быстро проговорил он и накрыл ее руку своей. — Ты не виновата в том, что у тебя доброе сердце.
Каролина виновато посмотрела на него, ибо Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм некогда, пусть и совсем недолго, был ее любовником. Но тогда она искренне полагала, что Рэй ее оставил… и все же…
— Когда-нибудь они перестанут молотить? — раздраженно воскликнула Каролина, желая уйти от разговора.
— Все будет закончено до конца недели, — пообещал ей капитан Келлз.
И действительно, все работы по дому были закончены к среде. Весь Порт-Рояль только и говорил о доме адмирала флибустьеров. Кирпичное здание на Куин-стрит теперь больше походило на крепость. Сходство усиливала площадка для прогулок, которую оборудовали на крыше, и оттуда могущественный капитан Келлз нередко смотрел на гавань, на идущие в порт корабли.
В четверг за завтраком он сообщил, что отправляется в поход в субботу, с утренним отливом.
