Анн Голон - Анжелика. Королевские празднества
В понедельник 17 мая король и инфанта слушали мессу в монастыре Сан-Тельмо.
После полудня для них танцевали «агиганоа»[93], исполнявшийся только в особых случаях: пятьсот человек в роскошных нарядах выписывали замысловатые па.
Той же ночью, изнывая от любопытства, в Сан-Себастьян прибыл племянник[94] кардинала Мазарини с несколькими друзьями. Еще одна ошибка!
Король Испании, человек глубоко набожный, не мог не знать того, что единственный племянник кардинала — так как остальные погибли — был замешан в страшном скандале, осквернившем святые дни[95] года. По мнению Мадемуазель, «святые дни всегда толкают распутников на грехи», а тот случай произошел в замке Руасси и, вероятно, не без участия брата короля.
Герцогиня де Монпансье удивлялась, как этого племянника вообще пригласили на королевскую свадьбу.
— После капитуляции Мардика король сделал его капитаном мушкетеров. Он единственный племянник кардинала, и он же — единственный его наследник. Маленький Альфонс, на которого возлагалось столько надежд, разбил голову в школьном дворе. Старший, которому в ту пору было пятнадцать, погиб в битве у ворот Сент-Антуан[96] — последний прискорбный факт еще больше осложняет мои отношения с кардиналом.
* * *Вторник, 18 мая.
Во второй половине дня 18 числа мая месяца Их Величества покинули дворец, намереваясь присутствовать на рыбной ловле сетями.
Тогда же к ним прибыл мессир де Лерен, первый конюший короля, и привез письмо от королевы Анны Австрийской.
Брат и сестра не виделись сорок пять лет. Правда, несмотря на бдительность Ришельё, они часто писали друг другу в те тревожные годы, когда короля Испании считали злейшим врагом Франции, а Людовик XIII угрожал расторгнуть брак с бесплодной женой.
Но сегодня положение дел изменилось.
Мессир де Лерен уезжал, увозя с собой письмо Филиппа IV к его сестре, королеве Анне.
Испанский монарх с тревогой отмечал, что еще не все пункты мирного соглашения оговорены и включены в договор. Сообщили ли о них французам? Поставили ли их на обсуждение?
Таким образом, когда епископ Фрежюса, выбранный из-за своего сана и осторожности, предстал перед испанским монархом с просьбой передать его дочери послание Людовика XIV, которое жених написал ей, словно они уже обручены, он получил категорический отказ.
Филипп IV недвусмысленно заявил, что инфанта еще не дала согласия. Некоторые дополнительные соглашения мирного договора еще не рассмотрены. Так что у молодого французского короля нет оснований, позволяющих ему писать испанской принцессе.
Епископ Фрежюса поклонился и попросил разрешения хотя бы показать письмо той, кому оно предназначалось, чтобы она узнала о нетерпении жениха. И когда в качестве будущего свидетеля брака — если он, конечно же, состоится! — епископ получил аудиенцию, то, держа в руке письмо и рассыпаясь комплиментами от лица короля Франции и ее тети королевы, прошептал инфанте на ухо:
— Мадам, я открою вам тайну…
При слове secreto она незаметно огляделась, не подслушивают ли их cámara-mayor[97], графиня де Приего[98] и дуэньи, после чего сделала знак, чтобы Фрежюс продолжал.
Тогда, показав инфанте письмо, епископ сообщил ей, что король, его повелитель, чувствуя себя счастливейшим из смертных, написал ей это письмо, но испанский монарх, ее отец, запретил передавать послание.
Мария-Терезия ответила вполголоса:
— Я не могу принять его без разрешения отца, но Его Величество сказал мне, что вскоре все благополучно устроится.
Преисполненный радостью от полученного признания епископ Фрежюса возвратился в Сен-Жан-де-Люз.
* * *19 и 20 мая.
Отношения между Сан-Себастьяном и Сен-Жан-де-Люзом постепенно налаживались, становясь день ото дня все прочнее.
Король Испании согласился принять герцога Бульонского[99] и еще нескольких придворных из свиты короля.
На следующий день он отправил в Сен-Жан-де-Люз дона Кристобаля де Гувирана с новым письмом для королевы-матери. Оно сильно взволновало и невероятно обрадовало Анну Австрийскую. Ее брат здесь! Так близко! Она скоро его увидит!
В Сан-Себастьяне наметились перемены по отношению к представителям короля Франции. В то время как испанский монарх с дочерью прогуливались по направлению к флоту, что стало для них почти привычкой, в Сан-Себастьян, надеясь узнать новости, прибыл граф де Сент-Эньян[100]. Его разместили у герцога Фонсеки, и он отбыл только на следующий день, предварительно получив аудиенцию у короля.
В тот день Их Величества не смогли присутствовать на ловле рыбы из-за страшного шторма.
Переговоры продолжались, но атмосфера тревоги не рассеивалась.
Было ясно, что король Испании взволнован, не хочет терять дочь и ищет малейший повод, который позволил бы ему и дальше отказываться подписать договор и даже разрушить соглашения, которые во многом его не устраивали.
* * *22 мая.
Дон Кристобаль де Гувиран возвратился из Сен-Жан-де-Люза в то же время, когда в Сан-Себастьяне появился аббат де Монтегю[101], посланник короля Карла II Стюарта[102], только что вернувшего себе престол.
Несмотря на то что во главе делегации стоял католический монах, король Филипп IV не забывал, что Англию населяли «протестантские нечестивцы», появление которых предвещало миру великие беды.
Кроме того, приезд английской делегации напомнил Филиппу о горьком предательстве. Для того чтобы поскорее уничтожить его армию, Мазарини тремя годами ранее, в 1657 году, не колеблясь, заключил соглашение с грубым авантюристом и реформатором Кромвелем, который возомнил себя более верным слугой Бога, чем Папа Римский, этим простолюдином, которого называли протектором и который осмелился поучать защитников единственно истинной Церкви, следующей словам Господа нашего Иисуса Христа, сказанным святому Петру: «Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою».
И этому Кромвелю Мазарини — кардинал! — отдал Кале, чтобы развязать себе руки и атаковать города испанской части Фландрии, оплатив таким образом английский нейтралитет на море, что привело к поражению испанской армии при «Битве в дюнах».
Испанский король размышлял, отчего французы в своей внешней политике постоянно объединяются со злейшими врагами христианства!
Недостатка в примерах не наблюдалось. Например, де Ришельё — тоже кардинал! — чтобы вмешаться в ход Тридцатилетней войны, объединился с немецкими принцами и шведским королем, хотя всем известно, что они лютеране. В то время как у себя, во Франции, он осадил гугенотов, укрывшихся в Ла-Рошели, и погубил их…
