Кэндис Герн - Ярмарка невест
Верити улыбнулась. Бабушка Пескоу начинала ей нравиться.
– Я хотела сказать, бабушка, что не могла не заметить, как скован ваш бедренный сустав. Гонетта говорила мне, что вы страдаете ревматизмом. Надеюсь, вы не сочтете это слишком дерзким, но я взяла на себя смелость приготовить для вас мазь.
Верити протянула руку к своей корзине, вытащила оттуда маленькую закрытую пробкой бутылочку с желто-коричневой жидкостью и отдала ее бабушке. Старая женщина высоко подняла бутылочку и посмотрела на нее при свете огня, поворачивая сначала в одну, потом в другую сторону, будто это было что-то редкое и ценное.
– Эта мазь мне всегда удавалась, – продолжала Верити. – Масло разогревается с ветками ракитника, цветками ромашки и корнями лопуха. Втирайте его себе в суставы, после этого спокойно полежите с полчасика, и вы почувствуете себя намного лучше, обещаю вам.
Темные глаза старухи расширились от удивления, когда она рассматривала маленькую бутылочку. В комнате установилась тишина. Наконец старая женщина наклонила голову в сторону Верити и улыбнулась.
– Я буду этим растираться, дитя, – сказала она. – Да, буду. Очень любезно с твоей стороны, Верити Озборн. Я тебе очень благодарна, дитя.
Женщины забросали Верити вопросами на медицинскую тему, и той пришлось напомнить им, что она не врач. Она ловко перевела разговор на их собственные семьи, фермы, на детей. Старуха Пескоу во время беседы сидела в основном молча, изредка подсказывая своей невестке, кому налить чаю или положить пирога. Несмотря на то что бабушка говорила мало, слушала она внимательно и почти не сводила глаз с Верити. Наконец, когда Хилди Спраггинс начала рассказ о своем сыне Бенджи, который с недавнего времени стал работать в Уил-Деворане, бабушка подняла руку, требуя тишины. Хилди оборвала свой рассказ.
– Скажу тебе прямо, Верити Озборн, без обиняков, – начала бабушка, – мы все здесь знаем, как ты появилась в Пендургане.
У Верити сердце ушло в пятки. Она затаив дыхание ждала, что будет дальше.
– Никто из нас не вправе спрашивать о том, что произошло в Ганнислоу. Некоторые там были. Хилди была там со своим Натом. – Хилди Спраггинс опустила голову, лицо ее стало пунцовым. – Анни тоже, – продолжала бабушка. – Я уже как следует поговорила с ними о том, что они сделали. Это был позор. Просто позор!– Ее глаза сузились, и она переводила их с одной женщины на другую, каждую из них осуждая взглядом.
В комнате повисла неловкая тишина. Потом старуха снова обратила свое внимание на Верити.
– Говорю тебе прямо в глаза, Верити Озборн, что ты чудесная женщина, – сказала она. – Ты могла бы спокойно жить в большом доме и не думать о нас, жителях деревни. Такая женщина, как ты, дочь человека знатного происхождения, образованная, с хорошими манерами, могла бы не обращать на нас внимания, никогда не появляться в наших бедных грязных домах. Так делают некоторые. Ты не обязана была приходить сюда со своими снадобьями и советами, но ты это сделала, и мы все тебе за это благодарны.
По комнате пробежал одобрительный шепот.
– Ничего не поделаешь, что сделано, то сделано, и теперь изменить уже ничего нельзя. Мне просто хочется быть спокойной за тебя. Я бы не хотела услышать, что тебя обижают. Так что говори прямо, я больше спрашивать не буду. С тобой все в порядке в том доме? Как с тобой там обращаются?
Глава 5
Голова раскалывалась от пульсирующей боли. Джеймс нажал ладонями на глаза, пытаясь от нее избавиться. Биение только усилилось, непрерывные залпы гаубиц выстреливали в глубине головы и с грохотом разрывались в задней части глазных яблок.
Джеймс застонал. О Боже, опять! Его охватил ужас. Джеймс глубоко вдыхал прохладный воздух, чтобы побороть тошноту, которая всегда накатывала на него вместе с приступами головной боли. Убедившись, что тошнота отступила, он открыл глаза. Он был в пустоши. Сидел согнувшись на самой вершине Хай-Тор. Так близко к Богу, как только мог. Судя по солнцу, было уже далеко за полдень. Как давно он вышел из дома? Как попал сюда? Кастор неподалеку лениво щипал траву, значит, Джеймс добрался сюда верхом. Но он не помнил, как ехал. Он ничего не помнил.
«Думай же!»
Сквозь пульсирующую головную боль Джеймс пытался вспомнить, что произошло. Он помнил утро. Боже милостивый, это было несколько часов назад. Он поехал в Уил-Деворан. Менялись смены. Грязные, усталые рабочие ночной смены громко шутили с утренней. Когда Джеймс подошел к огороженному двору, он увидел, как Эзра Нун в шутку сдвинул шапку Джеренса Полка. Когда с шапки Полка упала свеча и попала в его судок с обедом, со стороны собравшихся мужчин послышались взрывы смеха. Салфетка, в которую был завернут пирог, вспыхнула, и мужчина сердито закричал. Из судка вырвалось пламя.
Вот и все. Больше Джеймс ничего не помнил. Уже больше шести лет он знал, какое действие на него оказывает внезапно вспыхнувший огонь или взрыв. И больше шести лет он ничего не мог с этим сделать. Он быстро понял, что не должен появляться на руднике в те дни, когда там проводятся взрывные работы, но маленькие пожары, такие, как сегодняшний, предвидеть невозможно.
Выпало из жизни еще несколько часов, из которых Джеймс не мог вспомнить ни минуты. Его захлестнуло знакомое ощущение путаницы, как будто он раздвоился и один человек не знает, что делает другой. Постоянно повторялось одно и то же, и со временем легче не становилось.
Джеймс оседлал Кастора и стал спускаться по холму, направляясь обратно в Уил-Деворан. Когда он приблизился к главной аппаратной, Нибоун, главный инженер, прислонился к притолоке двери и вытер пот со лба. Он заметил Джеймса и шагнул ему навстречу.
– Милорд, – осторожно сказал он.
– Здесь все в порядке, Нибоун?
– Да. Мы заменили поршень в насосе, и теперь все стволы работают нормально. И к пласту Трегоннинга вернулись.
– Хорошо. Больше ничего?
– Все, как обычно, милорд.
Если Джеймс и вел себя по-дурацки, Нибоун ни за что об этом не скажет. И никто другой не скажет. Джеймс знал, что все они считают его сумасшедшим. А поскольку он не знал, что они видели, когда его рассудок отключался – не только сегодня, но и сотни раз до этого, – то был склонен согласиться с ними.
Джеймс остановился у конторы, проверил, как работает дробильня, перекинулся несколькими словами с кузнецом и быстро осмотрел склад. Те, кто работал на поверхности, по возможности старались обойти его, остальные казались более осторожными, чем обычно. Женщины прекратили петь. Джеймсу хотелось знать, что же он вытворял утром.
Возможно, потерянные часы он провел в деревне. Он знал, что должен вернуться домой и обо всем забыть, но тем не менее всегда пытался выяснить все, что было возможно. Однако и шахтеры, и фермеры, и даже прислуга в Пендургане хранили молчание. Полдреннан утверждал, что Джеймс больше никому не причинял вреда, но он не был в этом уверен. Джеймс повернул Кастора в сторону Сент-Перрана.
