Джо-Энн Пауэр - Ангел страсти

— Как вам удалось выйти?

— Я очень ослабела. Он сломил мою волю, я хотела только одного — снова оказаться на свободе, ощутить вкус пищи. Наконец, пришел день, когда я не выдержала и попросила еды и воды. Обещала выйти за малолетнего Уиндома. Так хотелось есть, я бы могла дать любое обещание, ибо… видите ли… в ту ночь я видела первый кошмарный сон. Надо мной кружили страшные чудовища — звери с крыльями, черные, как страшный грех, источавшие пламя из пасти.

— Это чудища ада, — прошептал он, вспомнив собственные кошмарные галлюцинации.

— Да, — она прижалась плотнее. — Вы видели их?

— Когда тело лишают пищи, оно начинает вырабатывать иные средства поддержания жизни, но они не укрепляют рассудок, а, наоборот, могут помутить его.

— Николас, — горестно вздохнула она, гладя его лицо.

Он поцеловал ее трепещущую руку.

— Расскажите о других печалях, дорогая. — Он нежно улыбнулся, глядя в ее широко раскрытые зеленые глаза, в них плескался страх пережитого.

— Так я вышла замуж за Уиндома, но, легко догадаться, я никогда не спала в его постели, поскольку он не подходил по возрасту для исполнения супружеских обязанностей. Хорошо еще, мне не пришлось огорчать этого ребенка своими кошмарами, ибо они меня преследовали долгое время после той страшной ночи, когда я впервые увидела чудовище. В довершение всех бед по ночам стали твориться другие безобразные вещи, приводящие меня в ужас и заставлявшие бояться мужчин, — попойки, кулачные бои, драки в большом зале. Ссоры между графом Уиндомом, его женой и сыном. Однажды ночью после очередного скандала мой малолетний муж прибежал в мои покои, пытаясь скрыться от гнева отца, тот намеревался задать ему порку за какую-то провинность. Свекор сказал, что примет мое заступничество за мужа. Я согласилась, дабы уберечь ребенка от расправы. Мальчика отпустили с миром, а свекор пообещал вернуться на следующий вечер, — она замолчала, собираясь с мыслями.

— Он пришел?

Анжела закрыла глаза, опустила голову.

Николас прижал ее к сердцу, поцеловал в лоб.

— Не скрывайте ничего, мой Ангел. Что сделал этот человек?

— Он пришел, намереваясь склонить меня к сожительству, — она густо покраснела и спрятала лицо на его плече, сгорая от стыда. — По его словам, это стало бы выкупом за спасение сына. Он приблизился ко мне, от него пахло вином… Я начала сопротивляться, бить его. У меня в руках оказались иголки, я использовала их как оружие. Он назвал меня сумасшедшей. В этот момент я действительно помутилась рассудком. Я пообещала ему разорвать его на куски, если он еще раз явится ко мне, и в тот момент, когда он меньше всего будет ожидать этого. Он поверил, ушел и никогда больше не приближался к моей двери.

Николас слушал, затаив дыхание. Наконец он облегченно вздохнул.

— Вы правильно поступили. Он сам сошел с ума — позариться на принадлежащее его сыну! Представляю, какой страшный осадок оставила в вашей душе та ночь.

— Да. Но на этом мои мучения не кончились. Случилось кое-что еще, в том же духе… но гораздо хуже.

Ему хотелось взять на себя всю боль, разрывавшую ее сердце. Он нежно прижал ее, принялся целовать волосы, шею.

— Когда мой муж и его родители заболели и вскоре умерли, я очень горевала. Не из-за графа, конечно, а из-за мальчика и его матери, они хорошо ко мне относились. Я сочла их смерть карой, ниспосланной Богом на весь дом Уиндомов, и на меня в том числе, и гадала, что такого я совершила, чем могла навлечь такое наказание на семью.

— Не мучайте себя, подобные рассуждения далеки от логики, дорогая. Каждый человек несет ответственность только за свои собственные проступки.

— Тогда я не умела рассуждать логично. Теперь мне это лучше удается.

— Отлично. Что помогло вам изменить образ мыслей?

— Произошедшее потом, действительно, изменило мою жизнь. — Она опустила глаза. Задумчиво провела пальцем по его руке, сжимавшей ее ладонь. — Когда отслужили панихиду по Уиндомам и я оплакивала их, отец и его два брата приехали сюда. Они вели себя очень любезно. По-доброму. Мне так редко приходилось видеть доброту, особенно со стороны мужчин. Их новое отношение удивило меня и успокоило. Они попросили меня вернуться на время домой. Мне надо оправиться от потери, так сказал отец. Я поверила и вернулась с ними в Ланкастер. Там я пробыла два месяца, и в течение этого времени он хорошо относился ко мне. Потом однажды поздно вечером позвал меня в свои покои и высказал свою волю.

Она замолчала, тяжело дыша.

— И что же он сказал?

— Он снова предлагал мне выйти замуж. Наверное, в этот миг мое сознание помутилось. Только сумасшедший может думать, будто я когда-нибудь соглашусь снова выйти замуж, сказала я ему. Но он не слушал меня. По его словам, я должна сочетаться браком, к тому же, весьма скоро, такова его воля. Я повернулась и направилась к двери, замыслив вернуться в Уиндом. Он послал своих людей в погоню, меня схватили. Затем он… — Она проглотила комок в горле и попыталась вскочить, но Николас крепко держал ее, как научился, послужив пять лет в армии Чингисхана.

— Расскажите все, дорогая. Сейчас. Быстро. Мы излечим вас от этой болезни, вас больше не станут преследовать кошмары.

— О, Боже, Николас, он заточил меня в подвал, в темницу!

«Христос содрогнулся от этой жестокости».

— Его люди схватили меня за руки и за ноги и потащили в яму. Очень старую. Вонючую. Совсем без света. Без пищи. Снова… меня снова морили голодом. Но на этот раз он, к тому же, напустил на меня пауков и червей.

Ее ногти впились в его плечи. Зрачки расширились, как у безумной. Она дрожала, как осиновый лист на ветру, вспоминая пережитый страх и ужас.

— Один раз в день открывалась дверь, и он смотрел на меня, держа высоко в руке свечу. Обещал освободить из заточения, если я соглашусь выйти замуж за его друга Кретьена Форестера. Я посылала его к черту, в ад. Он говорил, ад — это то место, где я нахожусь. И закрывал дверь, предоставляя мне умирать голодной смертью. Тогда я выглядела не так, как сейчас. Я превратилась в изможденное, грязное и полубезумное существо. Голодная и съедаемая заживо тысячами насекомых, сползшихся со всех концов в надежде полакомиться моей плотью.

Николасу хотелось закричать и умолять ее прекратить рассказывать. Но он понимал, Анжела не говорила о своих испытаниях ни одной живой душе. Она должна избавиться от ночных видений, а для этого нужно рассказывать все или больше никогда не знать покоя.

— Как вам удалось выжить?

— Не знаю. Но должна сказать, мне явилось видение, хотя я не уверена, случилось ли это на самом деле или я бредила. Мне явилась женщина, мой ангел, женщина, хранившая меня, — Анжела светло улыбнулась.