Джудит Мак-Уильямс - Больше, чем страсть
Филипп повернул ее к себе лицом и долго критически рассматривал ожерелье. Слегка нахмурившись, он поправил средний камень. Его пальцы скользнули по холмикам ее грудей, и их мягкая плоть затрепетала.
Маргарет перевела дыхание. Словно с каждым разом, когда он к ней прикасается, она становится более податливой.
— О Боже, как красиво! Кажется, я припоминаю — Роксана носила его. — Голос Эстеллы был высоким и напряженным.
— Вы ошибаетесь, — оборвал ее Филипп. — Это ожерелье Принадлежало моей матери.
— Но ваша матушка умерла на несколько месяцев раньше моей дорогой Роксаны.
— Роксана никогда не носила никаких драгоценностей моей матери. — Равнодушное упорство Филиппа не располагало к дальнейшей дискуссии.
Эстелла пожала плечами, послав Маргарет взгляд, ясно намекающий на то, что Филипп лжет.
Но вопреки уверениям Эстеллы Маргарет поверила Филиппу. Вряд ли его настолько беспокоит, что подумает она или Эстелла, чтобы он стал затруднять себя ложью. Но тогда возникал другой, гораздо более интересный вопрос. Почему Филипп не подарил Роксане драгоценности своей матери? И Эстелла, и Хендрикс говорили о том, как он был опьянен своей первой женой, как не мог ни в чем ей отказать.
— Карета ждет, милорд. — В мысли Маргарет ворвался размеренный голос Комптона, и она отпустила их на все четыре стороны.
Эстелла быстро завладела рукой Филиппа, а Маргарет пошла следом за ними. Они вышли. Несмотря на то что ей было почти дурно от страха, все же она предвкушала и что-то хорошее. Если ей повезет, она увидит своего родного отца спустя столько лет. А если она с ним встретится, возможно, ей придет в голову, как именно можно отомстить ему за ее бедную мать. Она твердо решила, что в его беззаботной жизни наступит час, когда он расплатится за свои грехи.
Глава 7
«Все это не имеет никакого значения», — так пыталась успокоить себя Маргарет, пробираясь сквозь толпу, стремящуюся к ярко освещенному особняку Темплтонов. Значения не имеет ни сам по себе бал, ни разодетая раскормленная публика, откровенно рассматривающая ее. Этот искусственный мир — не ее мир. Ей здесь не место, и она здесь не задержится. Как только Филипп использует ее, она вернется в настоящий мир. В мир, чьи правила и нравы она понимает и жить среди которых ей удобно.
Подойдя наконец к чете Темплтонов, Маргарет присела в низком вежливом реверансе, радуясь, что толпа у нее за спиной не позволит хозяйке дома задать ей ни одного из тех вопросов, которые, как заметила Маргарет, были в ее любопытных глазах.
Взяв Маргарет под руку, Филипп повел ее через многолюдный холл в зал, расположенный в задней части дома. Маргарет было трудно дышать в этой страшной толчее, и на мгновение она испугалась, что задохнется.
— Что случилось? — Филипп посмотрел на ее бледное лицо.
— Не люблю толпу, — прошептала она. — В толпе у меня всегда появляется боязнь замкнутого пространства.
Вместо того чтобы резко оборвать ее, как она ожидала, Филипп ускорил шаг, торопясь побыстрее добраться до огромного бального зала. Когда они вошли туда, Маргарет с облегчением вздохнула. В зале было тоже многолюдно, но здесь по крайней мере никто к ней не прикасался.
Она с любопытством огляделась, рассматривая блестяще одетых женщин, изящно двигающихся в фигурах танца.
— Если кто-нибудь пригласит вас танцевать… Вы ведь умеете танцевать, не так ли? — внезапно решил спросить Филипп.
Маргарет уже была готова ответить «нет», но передумала. Если она ответит «нет», он, конечно же наймет ей учителя танцев, а ей не хотелось, чтобы от нее требовали еще чего-то. Ей нужно иметь по возможности больше свободного времени, чтобы разработать свой собственный план мести родному отцу.
— Я умею танцевать, — ответила Маргарет, — хотя… В это мгновение танцующие разошлись в очередной фигуре, и перед широко раскрытыми от удивления глазами Маргарет появилась какая-то молодая женщина.
— Что случилось? — Филипп проследил за направлением ее взгляда, но не увидел ничего особенного.
— Платье этой леди просто обтягивает ее! — потрясение прошептала Маргарет. — Можно видеть…
Эта чрезмерно стыдливая реакция удивила Филиппа. Она действительно возмущена или притворяется перед ним? Но для чего? Он уже знал, кем она была — содержанкой другого мужчины. Но с другой стороны, кто разгадает, что творится в женской голове? Уверенным можно быть только в одном — что бы она ни задумала, все это пойдет на пользу ей, а не ему.
— «Мокрые» платья — последний крик моды, — сказал он.
— Неужели? — Маргарет принялась внимательнее рассматривать платье.
Филиппа охватили дурные предчувствия при виде ее задумчивого вида.
— Не смейте даже думать об этом! — Голос его стал жестким при мысли о том, что она выставит свое тело на обозрение всем лондонским распутникам. — Пойдемте. Вон лорд Хоулингс. Я хочу поговорить с ним.
Пальцы Филиппа сомкнулись вокруг ее запястья, точно кандалы, и он повел ее к дородному мужчине, стоявшему у колонны в противоположном конце зала.
— Лорд Хоулингс, — приветствовал его Филипп, — позвольте представить вам мою жену, леди Чедвик.
Хоулингс приветливо улыбнулся ей, причем улыбка эта стала еще приветливее, когда она присела перед ним в изящном реверансе и он увидел щелку между ее грудями.
Филипп нахмурился: нескрываемое восхищение Хоулингса показалось ему оскорбительным. Это его смутило, потому что его никогда не волновало, если мужчины восторженно смотрели на Роксану. Совсем наоборот. Он был доволен, что она вызывает всеобщее восхищение. Но теперь он стал старше. Старше и умнее. Теперь он знал, как подобное отношение может вскружить женскую голову.
— Добро пожаловать в Лондон, миледи, — лучезарно улыбнулся ей Хоулингс.
— Благодарю. — Маргарет улыбнулась ему в ответ, чувствуя, что напряжение понемногу оставляет ее.
Прежде чем Филипп успел завести разговор о своем законопроекте, оркестр заиграл новую мелодию и Хоулингс обратился к Маргарет:
— Не окажете ли мне честь, леди Чедвик?
Она вежливо кивнула и, взяв его под руку, пошла с ним на середину зала, оставив Филиппа стоять у стены.
— Как вы находите Лондон, миледи? — спросил Хоулингс.
— Город произвел на меня очень сильное впечатление. Хоулингс весело кивнул.
— Да, разумеется, центр вселенной и все такое. Ничто в целом мире с ним не сравнится.
Маргарет лукаво улыбнулась; она не могла устоять перед искушением потешиться над его ограниченностью.
— Насколько я поняла, вы сторонник теории Птолемея. Хоулингс заморгал, явно растерявшись.
— Не думаю. То есть не помню, чтобы когда-либо беседовал с ним.
