Сильвия Дэй - Неодолимая страсть

Взмахнув руками, Амелия призналась:

– Потому что я не хочу, чтобы он уезжал! Я хочу узнать его, и мне страшно обидно, что мне этого не позволяют. Я расстраиваю Уэра и тебя, но я не могу отказаться от увлечения и не могу сказать, как я устала от того, что меня вечно оставляют в стороне. С меня довольно одного такого обращения. Так обращался со мной отец.

– Амелия… – Мария протянула к ней руку. – Что же такого в этом незнакомце, что тебя так притягивает к нему? Он красив? Нет… не сердись. Я только хочу понять.

Амелия вздохнула. Она почти не спала и не ела и теперь расплачивалась за это. Она не могла побороть чувство, что Монтойя ускользает от нее, что каждая напрасно потерянная минута все больше отдаляет ее от него.

– На нем опять была маска, – наконец сказала она. – Я понятия не имею, как он выглядит без маски, но мне это безразлично. Меня волнует то, как он говорит со мной, как касается меня, как целует. В его отношении ко мне чувствуется уважение, Мария. Тоска. Желание. Я не верю, что такую глубину чувств можно подделать.

Сведя брови, Мария отвернулась, погрузившись в размышления. Темные локоны беспокойно метались по ее обнаженным плечам, выдавая тревогу.

– Как он может испытывать к тебе такие чувства после нескольких минут знакомства?

– Он говорит, что я напоминаю ему его возлюбленную, которую он потерял, но у меня впечатление, что я нужна ему в действительности. – Амелия нервно перебирала пальцами край простыни. – Сначала он подошел ко мне из-за сходства с ней, но второй раз он пришел ко мне.

– Как ты можешь быть в этом уверена?

– Я ни в чем не уверена. – Амелия повернулась к двери будуара, опасаясь, что слишком многое можно понять по ее лицу.

– Потому что он уезжает. – Голос Марии смягчился. – Он сказал, почему и где будет путешествовать?

– Он сказал, что ему грозит какая-то опасность.

Смертельная опасность.

– От Сент-Джона? Или от кого-то другого?

Амелия впилась пальцами в покрывало.

– Он не имеет никакого отношения к твоему мужу. Он так сказал, и я верю ему.

– Тс-с, – остановила ее Мария, снова вставая. – Я знаю, ты расстроена, но не надо вымещать на мне свое настроение. Я хочу тебе помочь.

– Как? – усомнилась Амелия. – Ты поможешь мне найти его?

– Да.

Не в силах поверить, Амелия взглянула на сестру:

– Правда?

– Конечно. – Мария расправила плечи, верный знак ее решимости. – Люди Сент-Джона ищут его, но у нас есть преимущество. Ты единственный человек, который сумеет приблизиться к этому мужчине.

Амелия лишилась дара речи. Она не ожидала, что кто-нибудь поддержит ее желание найти Монтойю, и не могла бы выбрать для помощи более подходящего человека, чем Мария, которая ничего не боялась и имела неплохой опыт в поисках вещей, не желающих быть найденными.

– Уэр тоже ищет его.

– Бедный граф Монтойя, – сказала Мария, усаживаясь на край кровати рядом с Амелией и беря ее за руки. – Мне жаль его. Он обращает внимание на хорошенькую девушку, и из-за этого за ним начинают охотиться со всех сторон. Сент-Джон будет искать его криминальными методами. Уэр – дворянскими. Так что мы с тобой должны искать Монтойю женскими методами.

– Это как же? – недоверчиво спросила Амелия.

– Мы поедем делать покупки. Мы побываем у всех поставщиков масок и узнаем, не запомнил ли кто-то из них графа. Если он всегда скрывает свое лицо, то должен приобретать маски в большом количестве. Если нет, то, вероятно, это была недавняя покупка. Это немного, но это начало. Конечно, мы будем осторожны. Если ему грозит опасность, то, найдя его, и мы подвергнемся опасности. Ты должна довериться мне и беспрекословно слушаться. Согласна?

– Да. – Нижняя губа Амелии дрожала, и она прикусила ее, чтобы скрыть предательскую дрожь. Ее руки, которые держала сестра, сжались. – Спасибо, Мария. Я так тебе благодарна.

Мария прижала ее к себе и поцеловала в лоб.

– Я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе, малышка. Всегда.

Это тихое заверение придало Амелии сил, и она, ухватившись за него, выскользнула из постели и начала готовиться к предстоящему дню.

Глава 8

По улице неторопливо двигались пешеходы, телеги и кареты. День выдался солнечный и довольно теплый, воздух, омытый коротким утренним дождем, был чист. Однако Колина не покидала тревога. Что-то в этом дне не нравилось ему.

– Вам не стоит так беспокоиться, – сказал Жак. – С ней все будет в порядке. Никто не обнаружил связи с вашим прошлым или с мисс Бенбридж.

Колин грустно улыбнулся:

– Неужели по мне так заметно?

– Oui. Когда вы думаете, что на вас никто не смотрит.

Колин смотрел в окно кареты, люди шли по своим обычным делам. Что касается его, то в этот день у него было только одно дело – уехать из Лондона. В этот момент его карета направлялась к дороге на Бристоль. Вещи погружены, расчеты за взятый внаем дом произведены.

Колин же чувствовал незавершенность.

Чувство, что он оставляет здесь свое сердце, было тяжелее, чем раньше. Осознание, что он смертен, становилось глубже с каждым днем. Жизнь коротка, и мысль, что он проведет ее без Амелии, была невыносима.

– Я никогда не ездил с ней в карете, – сказал он. – Я никогда не сидел с ней за одним столом и не делил с ней трапезу. Все, чем я занимался эти последние годы, – это стремление занять более высокое положение, такое, которое позволило бы мне иметь право наслаждаться всеми радостями ее жизни.

Черные глаза Жака следили за ним из-под полей шляпы. Жак сидел напротив, расслабив крепко сбитое тело, которое по-прежнему излучало энергию.

– После смерти родителей, – тихо продолжал Колин, глядя в окно, – мой дядя нанялся кучером к лорду Уэлтону. Жалованье было мизерное, и мы были вынуждены покинуть цыганский табор, но дядя считал, что служба надежнее, чем цыганская жизнь. Он был убежденным холостяком, но очень серьезно относился к заботе обо мне.

– Так вот откуда ваше понятие о чести, – сказал француз.

Колин ответил слабой улыбкой.

– От этой перемены в нашей жизни я чувствовал себя несчастным. Мне было десять лет, и я остро переживал потерю друзей, особенно потому, что это произошло вскоре после того, как я потерял отца и мать. Я был уверен, что жизнь для меня кончена и я навеки останусь несчастным. А потом я увидел ее.

Он словно вернулся в прошлое, он так хорошо помнил этот день, как будто это произошло вчера.

– Ей было только семь лет, но я испытал благоговейный трепет. У нее были темные локоны, белая, как фарфор, кожа и зеленые глаза, она была похожа на прелестную куклу. Она протянула мне испачканную грязью руку, улыбнулась, показывая отсутствие нескольких зубов, и попросила поиграть с ней.