Киран Крамер - Мой граф
Пусть себе гадает. Пиппа ни разу не видела Элизиного малыша, только один раз написала своей школьной подруге после ее замужества, и то в ответ на письмо Элизы. Пиппа послала небольшой подарок – несколько пар вязаных детских носков, – но предпочитала, не слишком явно, насколько это было возможно, охладить их дружбу. И только потому, что Элиза так и не извинилась за то, что сделала, – использовала Пиппу, чтобы в тот день в саду отвлечь Грегори.
Если бы извинилась, Пиппа, конечно, простила бы ее.
Грегори приостановился, положив ладонь на ручку двери.
– Харроу? Ты идешь?
Пиппе отчаянно хотелось последовать за ним и задрать нос, проходя мимо лорда Марбери. Но потом она вспомнила, что удовольствие находиться в союзе с лучшим джентльменом, с джентльменом-победителем будет кратковременным.
У нее более важная и значительная цель: сбежать от этого самого джентльмена и из Англии.
Париж ждет, как и месье Перро, хотя он пока даже и не догадывается, что его лучший ученик уже на подходе: ученик, о котором он давно мечтал, который разделяет его видение и его страсть, который горячо желает стать мастером по изготовлению скульптур из сахара.
И она непременно станет таким мастером, чего бы это ей ни стоило.
– Буду через минуту, – крикнула она Грегори своим самым низким, самым «мужским» голосом и ткнула пальцем себе за плечо. Наверняка где-нибудь на заднем дворе таверны должна быть уборная. – Мне надо сходить… кое-куда.
Пиппа надеялась, Грегори понял, что она имела в виду.
– Жду тебя во дворе, – сказал он, посмотрев на нее в упор, и во взгляде его ясно читалось что-то вроде: «Только попробуй не приди». Сделав ей это безмолвное предупреждение, он вышел в дверь, не потрудившись закрыть ее за собой.
Пиппа оглянулась в поисках пути побега, но лорд Марбери стоял, поправляя свой сюртук, и сверлил взглядом переднюю дверь, закрывая ей обзор задней половины комнаты.
– Давай топай за своим хозяином, будь он трижды неладен, – велел он Пиппе.
– Я… я пока не могу. – Возможно, за постоялым двором есть лес, где можно спрятаться. За стеной дождя было трудно что-либо разглядеть из окна той комнаты, где они обедали, но она должна попытать счастья, так ведь?
– Если ищешь, где помочиться, найди дерево. – Марбери загоготал над собственной грубостью. – Убирайся немедленно, не то скажу, что ты отпускал непристойные шуточки в адрес дочки трактирщика. Видишь ее вон там, в углу?
– Да, вижу. – Ничего не подозревающая девушка по-прежнему мыла стаканы и кружки. – Не очень-то это любезно с вашей стороны.
– Да кому нужна эта любезность? – Марбери смерил ее презрительным взглядом. – Сюртук у тебя помятый. Ты просто жалкая пародия на камердинера.
Пиппа посмотрела на себя и одернула полы сюртука. «Пф, – подумала она, – а ты жалкая пародия на джентльмена». И оглядела Марбери не менее презрительно.
– Сними эту расплющенную шляпу, деревенщина, – продолжал глумиться Марбери. – Неужели до тебя не доходит, что так ты только привлекаешь внимание к своей плешивой макушке? Ведь наверняка именно поэтому ты носишь ее в помещении.
– Я просто собирался уходить, потому и надел шляпу. – Она с отвращением скривила губы. – По крайней мере я не такой волосатый, как вы. В ушах, я имею в виду.
Он попытался схватить ее за руку, но Пиппа проворно отскочила за стол.
– Ох, и всыплю я тебе, – пригрозил он.
– Сначала попробуйте поймать. – Она быстро развернулась и кинулась к двери, для верности надвинув шляпу поглубже. На улице все еще было очень ветрено.
– Мой тебе совет: следи за своими манерами, – прокричал ей вслед Марбери. – И оглядывайся!
Пиппа оставила его угрозу без внимания и замедлила шаг, не только чтобы позлить его, но и потому что чувствовала, будто прыгает с пиратского корабля в кишащее акулами море. Даже несмотря на заверения Грегори, что он со всем разберется и обо всем позаботится, когда они прибудут в Пламтри, она знала, что он опять уедет.
И она снова вернется к тому, с чего начала.
Он дожидался ее в гостиничном дворе, и его черные локоны трепал крепкий ветер.
– Пожалуйста, полезай в карету. – Тон Грегори не допускал возражений.
Она просверлила его сердитым взглядом, но в карету забралась. В глубине души, несмотря на то что злилась на него, Пиппа понимала, почему Грегори возвращает ее домой, и не могла винить его за это. Общество сказало бы, что это совершенно разумно.
Но мечты не всегда разумны, подумалось ей. Горячие слезы обожгли веки, и она заморгала, прогоняя их, пока Грегори давал указание Оскару ехать обратно в Пламтри. Она принюхалась, заметив, что, к счастью, в карете больше не пахнет сыростью, поскольку Оскар убрал из нее все ее мокрые вещи. Но вдруг в нос ударил сильный и резкий запах одеколона Марбери.
Он просунул голову в дверцу кареты.
– Забудь о том, что я тебе наговорил, – сказал он без предисловий своим скрипучим, холодным голосом. – Ты мне нужен.
– Для чего? – отнюдь не вежливо спросила Пиппа.
Марбери сузил глаза.
– Чтобы начистить сапоги мистера Доусона, и ты это сделаешь. Все остальные здесь либо старики, либо женщины, либо сопливая детвора, либо пьяные – и это включая конюхов.
– Я отказываюсь, – ответствовала она, закинув ногу на ногу решительно мужским жестом, который придал ей смелости и безрассудства. – Вы не умеете вежливо просить, а я считаю это крайне важным.
Он опять подозрительно сощурился.
– Что ты за слуга такой?
Когда Грегори появился у дверцы экипажа, глаза его были ледяными, а челюсть – квадратная и твердая.
– Что тебе надо от моего камердинера?
– Я отказываюсь помогать ему, милорд. – Пиппа затаила дыхание и устремила взгляд прямо перед собой, натянутая, как струна. – Он сказал, что у меня плешь. И назвал вас заносчивым ду… – Она повернулась, посмотрела на Грегори, потом опять на стенку. – Я не могу это повторить.
– В чем дело, Марбери? – Грегори подбоченился. – Ты что, устроил в таверне перепалку с моим камердинером?
– Нет, – заявил Марбери. – Ну, то есть да. – Он почесал висок. – Послушай, Уэстдейл, – проговорил он тоном, который, по его мнению, вероятно, был просительным, но, на взгляд Пиппы, больше походил на педантичный. – Там, в таверне, я вел себя как неотесанная деревенщина. С вами обоими. И был не прав. Не стоило мне повторять тот слух. Или грозиться поколотить твоего слугу.
– Ты грозился поколотить его? – Тон Грегори был убийственным.
– Да, – признался Марбери. – Но слышал бы ты, как он меня подначивал! Никогда в моей жизни еще не было такого, чтобы меня подначивал слуга. Он вел себя неуважительно, абсолютно нахально…
Грегори вскинул руку:
