Розалинда Лейкер - Танцы с королями
Ричард холодно обратился к ней:
— Ты говоришь так, словно Франция мне безразлична. Ну, что ж, можешь думать, как тебе угодно. А сейчас я собираюсь навестить твою бабушку и спросить у нее, как мне быть. Если она будет настаивать на твоем отъезде в Англию, ты подчинишься ее решению?
В ней опять вспыхнул гнев:
— Ты заранее знаешь, каким будет ее ответ! Но как бы ни пыталась она скрыть от тебя свои подлинные чувства, ей будет очень тяжело расстаться со мной. Когда ты впервые говорил с ней об этом, она была здорова. Теперь же она не встает с постели, и доктор сказал, что ей ни в коем случае нельзя волноваться и трогаться с места.
— Ты хочешь сказать, что мне не следует ехать к ней? — произнес Ричард, понизив голос почти до шепота и с трудом сдерживая себя, чтобы не наговорить ответных колкостей.
Роза надменно вскинула голову:
— Я говорю, что бабушка не должна подвергать свою жизнь опасности из-за всякой чепухи, которую ты вбил себе в голову, лишь бы увезти меня отсюда тогда, когда во мне больше всего нуждаются. — Сделав многозначительную паузу, она угрожающе, отчеканивая каждое слово, проговорила:
— Если ты вздумаешь беспокоить ее подобными глупостями, я не только останусь с ней, что бы она там ни говорила, но и никогда не поеду с тобой в Англию!
Ричарду потребовалось огромное усилие воли, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Он встал с кресла и с высоты своего внушительного роста сказал:
— Сегодня первое октября. Я вернусь ровно через неделю. За этот срок ты можешь подготовить герцогиню де Вальверде к тому, что ей придется расстаться с тобой, и проведешь с ней эти последние дни. Несмотря на свою хрупкость, она обладает куда более стойким характером, чем тебе кажется.
Роза ответила с тем же выражением лица и все с той же неприязнью в голосе:
— Я уже сказала, что ты волен отправляться в Англию, когда тебе вздумается. Но без меня. Я остаюсь здесь!
Ричард резко повернулся и вышел, не оглядываясь, из апартаментов Розы, которая в недоумении осталась стоять посреди комнаты, словно не ожидала, что на этом их встреча закончится. И теперь, несмотря на то, что она готова была вот-вот зарыдать от обиды на себя и на Ричарда, в глубине ее сознания теплилась мысль, даже надежда (хотя сама она никогда бы себе в этом не призналась), что Ричард не принял всерьез ее угрозу. Эта ссора опалила ее сердце, потому что была первой со времени их свадьбы. Но она не пойдет на попятную. Он сам должен найти способ помириться.
Два следующих дня Роза ждала курьера с письмом. Однако он так и не появился. Время шло. К вечеру четвертого дня она убедилась, что все ее ожидания тщетны, и стала опасаться, что он может не появиться и на седьмой день, как обещал. Если они не сделают шаг навстречу друг другу, это будет дурным предзнаменованием для их брака, решила Роза. Однако ложная гордость не позволила ей первой написать несколько строк, так же, как помешала сказать слова примирения еще до того, как ссора прошла рубеж, после которого очень трудно вернуться на старые позиции. А тут еще на глаза Розе попалась статейка, напечатанная в одной злопыхательской газетенке, издаваемой революционерами, в которой утверждалось, что по наущению королевы все присутствовавшие на банкете в честь Фландрского полка плевали на революционные красно-бело-синие кокарды и демонстративно прикалывали на мундиры белые кокарды Бурбонов.
— Наглая ложь! — негодовала она, обращаясь к Жасмин, когда приехала навестить ее в очередной раз. — Да если бы кто и захотел плюнуть на революционную кокарду, то при всем желании не мог бы этого сделать просто потому, что там были только белые кокарды!
— Сейчас развелось много бездельников, которые только и, знают, что из правды делать ложь пли высасывать слухи из пальца, — рассудительно ответила бабушка.
Она чувствовала, что ее внучка чем-то сильно расстроена. Интересно, подумала Жасмин, а нет ли еще каких-нибудь причин помимо этих новых нападок на королеву, из-за которых она так кипит, что можно обжечься? Но когда Роза уехала, не упомянув больше ни о чем, Жасмин решила, что ошиблась.
На пятый день после ссоры Роза стала с трепетом и робкой надеждой ожидать встречи с Ричардом. Он не мог не приехать, даже будучи уверенным в том, что она не изменит своего решения. Чтобы хоть немного отвлечься от печальных мыслей, Роза провела утро с маленькими дофином и принцессой и мадам де Турцель в той части парка, которая была специально выделена для их игр. Позже, ближе к обеду она пешком отправилась в малый Трианон, на этот раз не вдоль канала, а через лес, по дорожке: этим путем утром проследовала королева. Они договорились, что назад пойдут вместе пешком. Раскрашенные в цвета осени деревья выглядели словно на картине, сияя листвой самых причудливых оттенков, сквозь которую проглядывали клочки голубого неба. Тропинка была покрыта ковром из таких же листьев, шелестевших под ногами.
Королева теперь старалась бывать в Версале как можно реже. Тишина и покой маленького Трианона сделались для нее необыкновенно притягательными. А поскольку рядом с ней там неизменно бывал и Аксель фон Ферзен, это место стало еще и приютом любви. Роза подумала, что и сегодня он, скорее всего, будет в маленьком Трианоне. Находясь вместе, вдали от любопытных завистливых глаз и настороженных ушей придворных сплетников, они не пытались скрыть взгляды, полные любви, которыми то и дело обменивались.
— Где королева? — спросила она стоявшего у дверей дворецкого в алой, с серебром, ливрее, которую носила только прислуга малого Трианона. — И кто с ней?
— Полагаю, что Ее величество сейчас в гроте одна, мадам. К ней только что отправился курьер из Версаля.
Роза миновала арку в ограде и вошла во внутренний двор, откуда вела извилистая тропинка к гроту, где должна была сидеть на своей излюбленной деревенской скамеечке Мария-Антуанетта. Сквозь листву деревьев, укрывавших густыми ветвями это зеленое, поросшее мхом место, обычно пробивались сотни узких желтых солнечных лучиков, а в сверкавшей воде отражались ягоды, похожие на рубины, и осенние цветы.
Внезапно Роза услышала звуки торопливых шагов и хруст гравия. Кто-то спешил ей навстречу. Вскоре невдалеке показалась Мария-Антуанетта с лицом, побледневшим от волнения. Ее ярко-красный бархатный жакет, который она надевала поверх белого газового платья, выделялся на фоне темных кустов. О поспешности, с какой она покинула грот, говорило то, что шляпка была у нее в руке, а не на голове. Завидев Розу, королева замахала в воздухе запиской, доставленной из Версаля пажом, который шел за ней следом.