Скандальная страсть - Александер Виктория
О, если бы она имела хотя бы малейшее представление о том, как все запутано на самом деле! Однако она права.
– Сара, я не целую каждую молодую женщину, которая попадается мне на пути.
– Приятно это слышать, – улыбнулась Корделия. – И вы тоже должны знать: не в моих привычках целовать каждого красивого пирата, встречающегося мне на пути.
– Тогда у нас много общего, – рассмеялся Дэниел.
– Нет, Уоррен. Нет, мистер Льюис. – Она остановилась, сделала шаг назад и смело встретила его взгляд. – У нас нет ничего общего, за исключением… влечения, с которым я не могу бороться.
– А вам нужно с ним бороться?
– Да, нужно. – Она вертела зонтик и смотрела на воду. – Вы должны понять – у меня обязательства перед… леди Корделией и ее семьей, которые не допускают ничего подобного – во всяком случае, в настоящее время. – Она перевела взгляд на Дэниела. – До этого момента я ими пренебрегала, но больше не могу этого делать.
– Понимаю.
– Понимаете?
– Не совсем.
– То, что происходит между нами, не имеет никакой перспективы.
В ее взгляде Дэниел увидел сожаление и понял, что ей так же не хочется прекращать встречаться с ним, как и ему с ней. Но она права, впереди у них ничего нет. И все же…
– Быть может, если мы изменим правила…
– Что? – Она в замешательстве наморщила лоб.
– Мне сейчас кое-что пришло в голову. Впрочем, в данный момент это не имеет никакого значения. – Он помолчал. – Значит, это «прощай»?
– К сожалению, так необходимо.
Дэниел вдруг осознал, что решение не видеться больше с Сарой совершенно правильное, но он не хочет от нее отказываться – во всяком случае, сейчас.
– Вы просили меня пойти навстречу вашим желаниям, а сделаете ли вы то же самое для меня?
– Не думаю, что это разумно, – медленно покачала она головой.
– По-моему, время для разумных поступков прошло.
– Пусть так, но…
– Разве вчера вечером вы не сказали, что находитесь у меня в неоплатном долгу?
– Да. И что? – настороженно спросила Корделия.
– Я соглашусь не наносить вам официального визита и не выходить за строгие рамки дружбы, но вы позволите снова увидеться с вами на правах друга.
– Друга?
– Вы же сами сказали: мы стали друзьями. Разве не так?
– Конечно, это так, но…
– Разве есть что-то плохое в том, чтобы продолжать невинную дружбу?
– А это действительно невинная дружба? – Она пристально взглянула на него.
– Да, – уверенно ответил он. – Или может быть такой.
– Сомневаюсь, что верю вам, и сомневаюсь, что вы сами этому верите. Это опасная идея, мистер Льюис, и она не приведет ни к чему хорошему. Однако полагаю, если мысль о дружбе все время держать в голове… – Некоторое время она пристально смотрела на него, потом покорно вздохнула. – Мне всегда нравилась Египетская галерея в Британском музее. Честно говоря, я хожу туда регулярно и намерена посетить ее в ближайший четверг.
– Через три дня?
– Да, это будет четверг. Обычно я прихожу туда рано, чтобы избежать скопления народа.
– Избежать скопления народа – разумная мысль.
– И если вдруг случится так, что я повстречаю друга… – Корделия пожала плечами. – С такого рода вещами ничего не поделаешь.
– Да, ничего.
– Однако, – строго продолжила она, – ожидаю, что друг поведет себя прилично.
– Абсолютно, – кивнул он.
– Надеюсь, не повторится ничего неподобающего.
– Никаких объятий за статуей египетского бога, хотите вы сказать?
– Это именно то, что я хотела сказать.
– И ему не следует прижиматься интимно губами к вашим губам, пока ваше и его дыхание не смешаются?
– Безусловно, нет.
– И не целовать вас, пока вы не потеряете силы, стоя рядом с ним, и не усомнитесь, что сможете когда-нибудь снова стоять самостоятельно, – он заглянул в ее зеленые глаза, – а он не почувствует то же самое?
– Да. – Корделия с трудом сглотнула. – Чтобы ничего подобного не было.
– Отлично. Если мне случится быть вблизи Британского музея в эту среду…
– В четверг.
– Да, конечно. И если мне случится заглянуть в Египетскую галерею в четверг и там случайно встретиться с другом, я устою против всех желаний, за исключением интеллектуальной беседы о давно вымерших цивилизациях.
– Я в этом сомневаюсь, – нахмурившись, тихо сказала она и снова взглянула на Дэниела. – Вы самый несносный человек из всех, кого я встречала.
– И самый настойчивый.
– Что само по себе несносно, – резко парировала она, – и к тому же сбивает с толку. – Она вздохнула. – Всего хорошего, мистер Льюис. – С этими словами она ушла.
– Всего хорошего, мисс Палмер, – сказал вслед Дэниел. Он провожал ее взглядом, пока она не пересекла улицу и не вошла в дом. Потом его улыбка пропала. Что с ним случилось? Когда он превратился в такого идиота? Она дала ему великолепную возможность благородно прекратить общение без необходимости открыть всю правду, а он не воспользовался своим шансом, отбросил его в сторону, не задумавшись ни на минуту.
Мисс Сара Палмер с волшебными зелеными глазами просто наложила на него своего рода проклятие, околдовала его. Он был прав, сказав Норкрофту, что считает пресловутую тонтину проклятой, – и вот доказательство. Дэниел считал, что будет последним из участников. В его рассудительности не было сомнения, а что теперь? Он чертовски близок к тому, чтобы жениться на одной женщине, когда другая опасно близко подвела его мысли к таким понятиям, как «постоянство» и «навсегда». Сара Палмер принадлежала не к тому типу женщин, с которыми развлекаются; на них женятся – и независимо от того, есть желание жениться или нет.
– Сегодня я возвращаюсь в Лондон, – небрежно объявила Корделия и окинула взглядом завтракающих за столом, ожидая неизбежной реакции. – Издатель заинтересован в моей книге, хочу с ним встретиться. Конечно, меня будет сопровождать Сара.
Сара улыбнулась, но попридержала язык – в конце концов, это не ее битва.
– Не думаю, что это разумно, – с любезной улыбкой отозвалась мать, передавая Амелии блюдо с тостами.
Корделия ожидала чего-то подобного и заранее приготовила возражения. Во-первых, ей двадцать пять лет. Она далеко не ребенок и, несмотря на ее положение самой младшей в семье, с ней следует обращаться как со взрослой. Конечно, разговор на эту тему надо было заводить гораздо раньше. Но она взрослая, и нет причин помешать ей вернуться в Лондон, если она того хочет. Во-вторых, она много путешествовала с тетей Лавинией и Сарой, и в этих путешествиях проявила себя вполне самостоятельной и независимой. Едва ли двухчасовая поездка поездом в Лондон – что-то значительное. И в-третьих… Корделии не приходила на ум третья причина, но она не сомневалась, что придет, когда понадобится.
– Почему… – начала Корделия.
– Почему всегда «нет», мама? – мягко спросила Амелия. – Ей двадцать пять, и она не ребенок.
– Если она желает вернуться в Лондон, следует ей это позволить, – добавила Эдвина. – И она будет там совсем не одна. С ней поедет Сара, к тому же в лондонском доме полно слуг.
Корделия, ее мать и Сара в удивлении уставились на двух других женщин. Корделия не могла припомнить, чтобы кто-то из ее сестер когда-нибудь в чем-нибудь становился на ее сторону. И что еще удивительнее, они как раз привели причины номер один и три – хотя причина номер три еще не приходила Корделии в голову, – а это чрезвычайно важно, Корделия никогда не думала, что они хотя бы в чем-то ее понимают.
Отец читал газету, совершенно не обращая внимания на разговор – у него вошло в привычку так относиться к вопросам, обсуждаемым среди женской половины семьи.
– Тем не менее считаю крайне неприличным для молодой незамужней женщины оставаться в Лондоне одной, без семьи, – уверенно заявила мать. – Что подумают люди?
– Полагаю, они не подумают ничего более плохого, чем уже думают, – ответила Эдвина. – Корделия всегда шла собственной дорогой. Все эти путешествия и статьи… Она давно более независима, чем любая из нас в семье.
