Вайолет Уинспир - Нежный тиран
— Жизнь — это ковер, сотканный из иллюзий, — вздохнула она. — Я признаю это, значит, я не такой уж ребенок, синьор.
Максим улыбнулся, и Лаури сполна почувствовала обаяние развеселившегося мужчины.
— Доедай своего цыпленка, крошка; мы вместе переломим волшебную косточку и загадаем желание. — Он указал на маленькую кость, лежащую на краешке серебряной тарелки. — Оказывается, жители Земли ангелов так же суеверны, как венецианцы?
— Разве что деревенские, — засмеялась Лаури. — Вы действительно считаете Британию Землей ангелов?
— Скажем так, падших ангелов, — улыбнулся и он. — Англичане и венецианцы очень похожи. Они одновременно меркантильны и романтичны, как ни один другой народ. Я также уверен, что британцы гораздо эмоциональнее, нежели любят показывать. Их пресловутая сдержанность — лишь маска: разве есть что-нибудь более непроницаемое, чем холодная застенчивость?
Лаури недоверчиво вгляделась в темные глаза на тонком смуглом лице.
— Что-то мне не доводилось слышать, как лондонские таксисты распевают серенады для своих клиентов, — усмехнулась она. — А вы бы не удивились, услышав романтическую балладу, доносящуюся из проезжающего такси?
— Видимо, это наш венецианский воздух настраивает на романтический лад. — Максим откинулся назад, так что верхняя часть его лица оказалась в тени и лишь темные глаза таинственно поблескивали, словно из-под полумаски. — А что, вам уже пели серенаду в гондоле, мисс Гарнер?
Лаури невольно вздрогнула, потому что в его голосе зазвенели льдинки: выражение неудовольствия, возврата к прежним отношениям. Он, конечно, решил, будто прошедшим вечером, когда вся труппа чинно ужинала, маленькая англичанка предавалась удовольствиям, на которые так щедра Венеция.
— Да, — призналась она. — Мне кажется, это очаровательная традиция.
— Особенно для Лонцы, — съехидничал Максим. — Он не приправлял это дело цитатами из Мюссе?
— А с какой стати он должен был это делать? — Превращение радушного хозяина в сардонического инквизитора заставило Лаури задаться вопросом — не было ли все это прелюдией к наказанию за то, что она не показалась прошлым вечером на глаза его драгоценной графине.
— Великий романтик Альфред де Мюссе полагал, что мужчина и женщина не познают всех тайн любви, пока не останутся вдвоем в гондоле. — Максим сцепил пальцы, и сокол на его перстне заиграл на свету, словно в мощных когтях птицы сверкнула молния.
— Вы думаете, что я познавала с Микаэлем тайны любви? — вспыхнула Лаури. — Считаете, что только об этом и мечтает девушка, выходящая с мужчиной на улицу?
— Нет, — он невозмутимо покачал головой, — я вовсе не считаю, что это предел ваших мечтаний, мисс Гарнер. Однако Лонца — один из наиболее привлекательных танцоров своего времени. Он красив, талантлив и настойчив — а вы очень юная и впечатлительная девушка, за которую я отвечаю головой.
— Мне почти восемнадцать, синьор, — с достоинством ответила Лаури. — Уверяю вас, я могу позаботиться о себе. Мне не нужны опекуны…
— Потому что у вас уже есть один. — Он выпрямился, и она снова оказалась во власти его гипнотического взгляда. Он безжалостно изучал ее. — Невинность не имеет ничего общего с возрастом, дитя. Это состояние души и сердца — качество, которое должен защищать зрелый и опытный человек, пока он не убедится, что вы готовы к более глубоким и важным отношениям.
Вы имеете в виду, что я должна спрашивать вашего разрешения на то, чтобы влюбиться? — Лаури переполняло негодование. — Это так, да? Вы действительно ожидаете от своих балерин, что они станут вашими марионетками? Будут подчиняться вашим командам, танцевать по вашей указке, позволять вам лепить из них совершенных женщин, как это делал Пигмалион? Вы хотите только одного — получить совершенную балерину, равную по таланту Травилле!
Максим не подтвердил и не опроверг ее слова. Он просто поднялся с софы, подошел к буфету и включил кофеварку. Его молчание почти физически давило на Лаури, и бедняжка вжалась в подушки софы, словно желая укрыться от гнева, который, как ей казалось, закипал вместе с кофе.
— Вы льстите себе, мисс Гарнер, — ложка мелодично звякнула о блюдце, — если думаете, что я вижу в вас вторую Травиллу. Вы, вероятно, именно так представляете положение вещей?
— Вы знаете, что нет. — Лаури взяла одну из подушек и прижала ее к груди, как щит. — Я даже сомневаюсь, что вообще смогу выступать на сцене с вашей труппой.
— Разделяю твои сомнения, — холодно заявил он с жестокой откровенностью. — Ты предпочитаешь черный кофе?
— Да, если можно.
Дивный аромат заполнил комнату, когда хозяин налил две маленькие фарфоровые чашечки и подошел к гостье еще до того, как она успела отложить спасительную подушку. Он задумчиво посмотрел на нее:
— А что ты скажешь, если я назначу тебя дублершей Андреи в «Жизели», — поинтересовался он.
— Вы, конечно, шутите, синьор! — Но шутил ли он? Темные глаза напряженно изучали его лицо. Лаури и представить не могла, сколько ужаса было в ее взгляде. — Вы только что сами сказали, будто сомневаетесь в моих способностях.
— Не в способностях. Возьми же свой кофе, пока я не посадил пятно на это прекрасное платье.
Лаури приняла чашку и блюдце, настороженно следя за действиями хозяина. Он не сел рядом, как раньше, а расположился к ней лицом в большом кресле с изогнутой спинкой. Максим помешивал свой кофе, и Лаури в очередной раз обратила внимание на статное и сильное сложение его тела и на диктаторские нотки, снова зазвучавшие в его голосе.
— Партия Жизели многому тебя научит. Не бойся взяться за нее. — Темные глаза посмеивались над растерявшейся балериной. — Андрея воспримет новость болезненно, но это, возможно, даже пригодится тебе для создания столь многогранного образа. Учись противостоять недругам, крошка!
— Что скажет Андрея? — вырвалось у Лаури. — Она меня терпеть не может…
— Она попытается превзойти самое себя, будет бороться до последнего, чтобы ты не заняла ее место, — улыбнулся он. — Андрея станет надежной гарантией того, что тебя не вызовут на сцену неожиданно.
Лаури содрогнулась от подобной возможности и собралась с духом лишь после глотка темного крепкого кофе.
— Я сразу рухну с пьедестала, и вы разочаруетесь, — нервно проговорила она. — Ваша цель — совершенство. — Но балерины, способные достигнуть его, должны посвятить себя искусству или черпать вдохновение в любимом мужчине, как это делала Травилла.
— И вы не попадете ни в одну из этих категорий, так, мисс Гарнер? — Максим вынул из футляра сигару и одним точным движением обрезал ее кончик. Он закурил, и ароматный дым коснулся ноздрей Лаури. — Должен ли я смириться с тем, что трачу свое время и силы на девочку, которая годится скорее в секретарши, нежели в балерины?
