Кейт Уолкер - Сладкий сон
Но больше всего его шокировало то, что он прочел в глазах Марины: крах надежд, невыносимое страдание, конец их счастья. Каждая черта ее прелестного лица кричала о том, что ей больше не нужен этот брак, что Пьетро разочаровал ее. Даже их страсть поблекла. Если бы они нашли в себе силы подождать, пока остынет жар первых встреч…
– И после этого уже можно было не притворяться, да? Исчезло то, ради чего ты женился на мне…
– Ты так говоришь, словно я хотел этого…
– А ты не хотел? Ты сказал: «Все к лучшему. У нас не та семья, в которой можно растить детей».
– Я ненавидел себя, говоря это.
– Что ж, я тоже тебя ненавидела.
Почему он не понял все сразу, глядя в ее неживые, тусклые глаза? Он смотрел, как она угасает, как становится все более вялой и апатичной. Неужели, даже видя все это, он и правда ждал, что она останется с ним, а потом – что она вернется? Да он сам лишил себя всяких прав на нее своим пренебрежительным отношением!
Он всего однажды позвонил ей, и этот звонок сказал ему все, что нужно. Они пали так низко, что Пьетро мог только отпустить ее, позволить обрести счастье вдали от него, если хотел поступить хоть сколько-нибудь благородно. Но стоило ему узнать, что счастье подарил ей другой мужчина, как жгучая ревность ослепила его и не дала времени поразмыслить здраво.
Все дело было в том, что Марина уже не принадлежала ему и он не мог защищать ее как свою собственность.
– Ты имела полное право вести себя так, – признал Пьетро. – Я был плохим мужем. Я не поддержал тебя, когда ты больше всего нуждалась в моей поддержке.
Он остался плохим мужем. Он поверил, что перед ним прежняя Марина, и поддался страсти. Однако это была другая женщина, которой его Марина стала за эти два года, проведенные без него, вне брака, не принесшего ей ничего, кроме горя и страданий.
Пьетро помнил, что с ней сделал этот брак. Он видел, как темнеет лицо Марины, когда она вспоминает об этом. Он не имел права тащить ее обратно в этот ад, не имел права даже просить.
– Ты правильно сделала, что ушла.
Как это случилось? Почему Пьетро выслушал ее обвинения, ее облеченное в слова страдание, чувство, что ее предали, и признал, что она права? И почему у нее теперь такое ощущение, что она не хочет слышать его признания, что на свете не существует только белое и только черное, что она сама уже далеко не так невинна, как была когда-то?
«Ты видела только то, что хотела видеть».
Боже, неужели она была настолько убита горем из-за смерти ребенка и рушащегося брака, что позволила своим страхам застить ей глаза? Если так, как ей жить дальше?
«Мы сделали этого ребенка вместе, и нашей единственной ошибкой стало то, что мы не смогли вместе пережить его потерю».
«Ты не давалась мне, ты спряталась за запертой дверью».
«Я ненавижу запертые двери»…
Хотел ли он утешить ее? Пытался ли? Если он поверил, что она больше не хочет его как мужчину, значит, она сама отпугнула его от себя? Марина вдруг почувствовала, что если не сделает, не скажет хоть что-нибудь, то умрет на месте.
– Неужели мы не можем начать все сначала?
Это все, что ей удалось выдавить из себя, но, каким бы тихим и слабым ни был ее голос, Пьетро вскинулся так резко, словно его ударили по лицу.
– Пьетро, прошу тебя! Если я могу простить тебя…
Марина протянула Пьетро оливковую ветвь, попыталась перекинуть мост через пропасть, разверзшуюся между ними. Но если она рассчитывала таким образом умиротворить его хоть немного, она жестоко ошиблась. Эффект получился диаметрально противоположный.
– Простить?
Его глаза полыхнули неземным огнем.
– Начать все сначала? – повторил он, и равнодушие в его голосе смутило Марину в разы сильнее, чем если бы он закричал. – Ты что, не слышала, что я сказал?
– Слышала… Что мы… мы можем сохранить нашу… связь.
Марина не смогла повторить его слова в точности. Пьетро медленно покачал головой.
– Я не предлагал тебе нечто новое, построенное на обломках старого. Я просто хочу наконец утолить этот голод, который не дает нам двигаться дальше, не оглядываясь назад на каждом шагу. Вот чего мне надо.
Неожиданно Пьетро выхватил из кармана телефон и бросил в трубку несколько отрывистых команд по-итальянски, так быстро, что Марина не разобрала ни слова.
– Кому ты звонил? – спросила окончательно запутавшаяся Марина. – Что происходит?
– Что происходит? – зло переспросил Пьетро. – Я скажу тебе, что происходит. Ты получаешь все, чего хочешь. Сейчас ты уходишь отсюда. Наш брак расторгнут, как ты и хотела. Как только я доберусь до Палермо, я подпишу все бумаги и вышлю их тебе. Тебе ничего не было нужно от меня? Прекрасно, ты ничего и не получишь. Выбирай любую причину развода: несовпадение характеров – это ведь действительно так; неподобающее поведение – пожалуйста. В суде ты не встретишь никакого сопротивления с моей стороны.
Ужасное чувство безнадежности, словно она только что своими руками уничтожила что-то нежное и прекрасное, накатило волной на Марину. Оно ползло по ней, как саранча, добираясь до самого сердца, до самой души, разъедая их, как кислота, оставляя только дымящийся пепел.
Потому что именно в этот момент Марина поняла с жестокой, отчаянной, убийственной ясностью, что она все еще любит Пьетро, никогда не переставала его любить, несмотря ни на что, И теперь она боялась, что где-то она не туда свернула, но не могла понять, где именно.
– Пьетро…
Марина протянула к нему руку, но он отвернулся от нее, застегивая рубашку, затягивая ремень. Он решительно сунул ноги в ботинки, и это движение без слов сказало ей, что он не захочет слушать ее, что бы она ни собиралась сказать.
– Я ухожу, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
Марина не знала, как остановить его. Она не понимала, что произошло, почему все вдруг стало совсем плохо.
– А как же я?…
– Шофер за тобой заедет. Отвезет тебя в аэропорт.
– А ты не можешь?
Возможно, хотя бы по дороге туда они смогут поговорить. У нее будет возможность хотя бы попытаться пробиться сквозь стену, которой Пьетро отгородился от нее. Однако Пьетро так яростно посмотрел на нее, что Марина поняла: ничего не выйдет.
– Да я даже в одной комнате с тобой не могу спокойно находиться, не то что в крошечной машинке!
Пьетро поднял руку, слегка согнув пальцы. На первый взгляд это был защитный жест, но потом пальцы сжались в кулак, словно желая обрушиться на что-то, смять, сокрушить, уничтожить. Марина сжала губы, чувствуя, как слезы жгут глаза при мысли о том, что она натворила, хоть она и не знала, как именно это получилось.
– Просто скажи мне…
– Нечего говорить, – огрызнулся Пьетро, явно борясь с собой. – Ты была права. Для нас обоих лучше покончить с этим раз и навсегда, прямо сейчас. Водитель отвезет тебя в аэропорт. Там будет ждать самолет.
