Роберта Джеллис - Дракон и роза
Поначалу все было не так уж и плохо. Он был так тепло принят, что его сомнения по поводу обращения за помощью к Франции почти развеялись. Казалось, что ему нужно только вывести своих людей из Англии невредимыми, и деньги, корабли и новые люди сами поплывут к нему в руки и обеспечат ему успех. Но Генрих, который считал, что разбирается в дворцовой фракционности и интригах, обнаружил, что ему есть еще чему поучиться. По сравнению с той борьбой слов и политик, в которую он теперь был втянут, двор Франциска казался ничтожным, а заговоры бретонского дворянства детскими шалостями.
Первый урок он извлек, когда Франциск достаточно поправился, чтобы понять, что случилось. Его крепкая привязанность сразу же проявилась в том, что он снял осаду с Пойнингса и Вудвилла, выслал им денег и разрешил их небольшой армии присоединиться к Генриху во Франции Генрих понял, что французам безразлично, кто сидит на троне в Англии до тех пор, пока страну раздирает гражданская война. Они помогут мне, но не до полной победы.
Генрих искусно поменял свою тактику. Раньше он пытался убедить французский совет в слабости Ричарда, в своей силе и способности быстро и уверенно победить. Теперь он демонстрировал свою неуверенность; он признавал, что Ричард довольно силен на севере, и что может потребоваться много времени, чтобы поднять страну. Ему понадобится французская помощь – может быть на годы. Его просьбы об оказании этой помощи и вежливые отказы ее дать настолько навязли у него в зубах, что он даже потерял аппетит и постоянно чувствовал боли в желудке.
Это маневрирование, однако, принесло ему и немного удачи – удачи, которой у него уже не было несколько лет, и которая сопровождала его всю оставшуюся жизнь. Генрих только что закончил разговор и изысканно раскланялся с герцогом Орлеанским, лидером одной из политических фракций, когда к нему приблизился мужчина, приблизительно его лет, одетый в скромную одежду священника.
– Милорд Ричмонд? – спросил он по-английски.
– Да? – довольно резко ответил Генрих. Он не мог позволить повесить себе на хвост еще одного беженца, тем более священника, который не умел сражаться и не имел власти.
Священник улыбнулся.
– Мне не нужна ваша помощь, милорд. Я хотел бы предложить вам свою.
– Тогда я благодарю вас, – произнес Генрих более любезно, но все еще недоверчиво. Помощь редко предлагали безвозмездно, а плата за нее нередко превышала ту, которую Генрих мог себе позволить. – Но с кем я говорю?
– Меня зовут Ричард Фокс. Мое имя вам ничего не скажет, но я думаю, вы запомните его.
Уверенность говорившего заставила Генриха сосредоточить все свое внимание на нем, но Фокс даже глазом не повел под его пристальным взглядом.
– Может быть, я и запомню – пробормотал Генрих. – А какую именно помощь вы хотите мне предложить, доктор Фокс? – добавил он, улыбнувшись.
– Мне кажется, вы знакомы с законами церкви? – уверенно продолжил тот, поглаживая меховую оборку своей сутаны.
– Достаточно, чтобы узнать сутану доктора-каноника. А что вам известно о мирском законе?
– Я немного изучал его, – сказал Фокс, пощипывая нижнюю губу, что, как позже узнал Генрих, было его привычкой.
– Тогда, разгадайте такую загадку. Является ли любой акт парламента законным вне зависимости от его содержания, и перекрывает ли он любой предыдущий акт по тому же вопросу, вне зависимости от того, ссылается ли он на предыдущий акт или полностью противоречит ему.
– Вы должны предоставить мне, милорд, детальные подробности, и даже после этого я вам отвечу неоднозначно, а с еще большими оговорками и недомолвками. Когда же законник поступал иначе?
Теперь они оба улыбались. Предложенное испытание было успешно пройдено, поскольку Фокс нисколько не сомневался в том, что имел в виду Генрих.
– Отлично, – сказал Генрих. – Во времена правления Ричарда II мой прадед был узаконен актом парламента – узаконен без каких-либо оговорок. Когда на трон взошел брат моего деда Генрих IV, его законность была подтверждена парламентским актом, но на этот раз право престолонаследия оговаривалось. Поскольку второй акт утверждал, что он подтверждает первый, а на самом деле изменил его содержание, то правомочен ли этот второй акт?
– Это не имеет значения, – сказал Фокс и поднял вверх палец, как бы прерывая Генриха. – Вы можете взойти на трон только одним из двух путей: завоевав его или обратившись с просьбой к парламенту, что вы и сделаете после того, как Ричард будет свергнут с престола. В обоих случаях парламент примет закон, провозглашающий вас королем. Теперь, если какой-то акт может считаться недействительным вследствие того, что он был принят под давлением обстоятельств, а акт, провозглашающий вас королем может по этим причинам считаться недействительным – в таком случае и акт Генриха IV тоже будет недействительным, поскольку он также был принят в обстоятельствах захвата власти. Тогда первый акт – акт Ричарда II – действителен и ваши притязания на трон неоспоримы и вы можете занять его по праву.
Генрих кивнул, но Фокс опять поднял палец, чтобы тот не прерывал его.
– Но, – продолжал священник, – если любой акт парламента действителен, не взирая на его содержание или какие-либо обстоятельства, то и акт о провозглашении вас королем тоже будет действителен и заменит собой все предыдущие акты, которые лишили вас права на трон. Следовательно, вы будете королем по закону и никто не может оспаривать это право.
Ответ был столь же уязвим, как старое дырявое решето, но поскольку столь же уязвимы были и притязания Йорков, которые основывались на дважды прерывавшейся женской линии, свержении с престола, убийстве и захвате власти, он вполне годился. Генриху понравился доктор Фокс, его циничный юмор и он получал удовольствие от того, что у Фокса такой же изворотливый ум, как у него самого. Сначала он доверял ему мелкие дипломатические поручения, потом все более и более важные. Их обоюдная симпатия увеличивалась с каждым днем. Ричард Фокс был наиболее космополитичным человеком в окружении Генриха и наименее зараженным наследственной ненавистью к французам. Даже когда Эджкомбу не хватало дипломатического лоска, чтобы скрыть свою неприязнь и недоверие, Фокс всегда был на высоте.
Однако ни выигрышная тактика Генриха, ни тонкие увещевания Фокса не могли проломить ту стену, которая существовала между регентшей Анной и герцогом Орлеанским. Оба предлагали свою помощь взойти Генриху на трон, но никак не могли сойтись на путях и средствах достижения этой цели, так как ни на грамм не доверяли друг другу. Их перепалки почти разрушили его здоровье, но также принесли ему еще одну удачу.
