Робин Шоун - Любовник
— Держи, — проговорил он с непроницаемым лицом и вложил ей в ладонь скользкий шелк и хрупкую цепочку из жемчужин. — На деньги можно купить удовольствие, но с их помощью невозможно вызвать у мужчины эрекцию. Когда мы выйдем на улицу, люди заметят мое возбуждение, а не условия денежной сделки.
Энн заглянула ему в глаза.
— Тебя не смущает, что люди это заметят?
— С какой стати?
В самом деле, с какой стати? Всю жизнь Энн скрывала свои желания из опасения, что о ней плохо подумают.
Майкл предложил ей руку. Под тканью сюртука она ощутила мускулистое мужское тело. Вокруг бурлила городская жизнь, люди спешили по своим делам, а торговцы отчаянно пытались соблазнить их своим товаром. И не замечали Энн Эймс и ее спутника, который открыто бравировал своим возбуждением, вызванным старой девой. Лондонский воздух, пропитанный запахом нечистот, внезапно показался Энн кристально чистым.
Она вспомнила о пере на шляпке и о том, как оно будет использовано. Подумала о напряженной плоти своего спутника и о его прямом и откровенном высказывании.
Майкл махнул рукой, и у бордюрного камня тут же остановился кеб. В сумраке экипажа у Энн расширились зрачки. Скрипнули пружины: сначала под ее весом, потом под его.
Майкл плотно прикрыл дверцу. Энн одернула плащ, чтобы осталось больше места для него.
— Кебмены прямо-таки слетаются на вас, месье д'Анж.
Чувствовалось, как внутри экипажа сгущается первобытная сила. Майкл, казалось, намеревался оторвать ручку дверцы. А другая рука так крепко сжимала золотой набалдашник трости, что побелели покрывавшие его кожу багровые шрамы. В этот самый момент кеб дернулся и поехал вперед.
Энн слишком поздно поняла, что вызвало такую реакцию Майкла.
Глава 8
Майкл не представлял, что будет похищен на людной улице при свете дня. И не зверским злодеем, а обыкновенным кебменом.
Равнодушные пешеходы торопились мимо, продавцы на все лады расхваливали товар, а его член горел и подергивался, как живое существо, и не подозревал об опасности. Пальцы сжимали железную рукоятку дверцы, но не могли остановить кеб.
В экипаже удушливо пахло чьими-то духами, застоялым сигарным дымом и влажным сеном, и от этого у Майкла безумно кружилась голова. Словно его окружал хоровод безликих, безымянных седоков, которые никогда не узнают о безвестной старой деве и мужчине, которого она наняла, чтобы тот лишил ее невинности.
— Извини. — Ее тихий, размеренный голос показался Майклу неистовым ревом. Плечо в такт движению кеба прикасалось к его плечу и бередило сведенные от напряжения мышцы. — Я не имела в виду, что твоя внешность привлекает ненужное внимание.
Маршрут кеба мог завершиться в двух различных конечных точках, а у Майкла был двойной выбор. Сгрести в охапку Энн и выпрыгнуть на ходу или ждать, куда привезет его экипаж.
На тот свет или в его городской дом.
Если они попытаются выпрыгнуть, Энн поранится, быть может, даже убьется. А всего минуту до этого в ее голове роились мириады картин, как могут наслаждаться друг другом мужчина и женщина.
Ему, а не ей надо просить прощения.
— Я уже говорил тебе вчера. — Дыхание Майкла затуманило стекло. — Передо мной не надо извиняться. Никогда.
Солнечный луч сверкнул в витрине магазина, и лавина света на мгновение ослепила Майкла. Пальцы сжимали неподатливый металл рукоятки дверцы, а другая рука впилась в набалдашник трости. Золото казалось теплым и мягким, как тело Энн.
Это третий вариант. Трость всегда при нем, как кинжал и презервативы в тумбочке у кровати. Золотой набалдашник выворачивается, и палка моментально превращается в короткую шпагу. Милосерднее убить ее самому — быстро и безболезненно, а не слушать, как она молит о смерти.
Как умоляла Диана.
— Я по себе знаю, что значит стать объектом любопытства.
Сострадание этой женщины нервировало. Майкл резко повернулся к ней. В полумраке экипажа ее лицо казалось совершенно бледным, но глаза поблескивали. Ей было невдомек, что возница способен похитить людей и убить. И уж совсем не верилось, что похитителем станет мужчина, который нанят ею ради удовольствий.
Она прикасалась к нему, эта старая дева, которой только предстояло изучить, каковы ее желания. Накрывала его руку своей ладонью и ни разу не дрогнула от отвращения, когда чувствовала уродливые шрамы.
А он использовал ее!
— Разве ты можешь знать, каково быть объектом любопытства? — резко спросил он.
Разве она знает, что такое ложь, насмешки и убийство?
— Старые девы кажутся свету чудаковатыми. — Глаза Энн затуманила тень, но белое перо на ее шляпке продолжало танцевать в такт движению колес экипажа. — Особенно в провинции, где людям больше не о чем разговаривать, кроме как о своих соседях.
Но она согласилась остаться у него, чтобы их видели вместе, хотя сознавала — это испортит ее репутацию.
Снаружи послышалась музыка духового оркестра, в окне со стороны Энн засверкали яркие всполохи — блестели трубы, бухали барабаны.
Майкл никогда не называл его имени. Ни Габриэлю. Ни мадам, воспитавшей двух ангелочков. Когда его похитят, он просто перестанет существовать в мире, который и без того считал его мертвецом. Распадется круговорот желания и смерти. Не останется страха, плотского голода, который съедает и душу, и тело. И не останется никого, способного помочь Энн.
Но разве можно допустить, чтобы она оказалась во власти этого человека?
Кеб завернул за угол — экипаж накренился, скрипнуло дерево. Энн ухватилась за ременную петлю. Поздно!
Женщина повалилась на него. Ни гренадин, ни шерсть, ни начиненный китовым усом корсет не спасли его от толчка ее крепких, круглых грудей. Майкл проклял свой член, который отозвался непроизвольным подергиванием. И того, кто, насылая страх, обострял его желание. У Майкла не оставалось сомнений, что произойдет, если его и Энн похитят вместе. Ни один из них не выживет.
Инстинктивный порыв бежать, спастись превратился в более настойчивую потребность оберегать. Майкл и его враг были последними звеньями цепочки. Когда они умрут, некому будет носить родовое имя, Энн тоже была последней в своей ветви. Майкла подмывало оплодотворить се своим семенем и вытолкнуть из кеба в надежде, что она останется жива и выносит ребенка. Из нее получится любящая мать. Сын или дочь станут сосать ее груди, как сосал их он, и, не ведая о его грехах, впитывать ее душевную доброту. Его потомство. И в то же время кровь от крови того человека. Майкл едва подавил желание создать жизнь из бесконечной и бессмысленной череды разрушений.
— Слухи порождало не твое семейное положение, — авторитетно заявил он. — Женщины и мужчины очень часто презирают то, чего жаждут, и наоборот. Все дело в твоем состоянии.
