Серж Голон - Анжелика

И вот, когда начало темнеть, Анжелику вдруг охватила дрожь и она с такой ясностью поняла, какую глупость совершила, что у нее даже пересохло во рту.

«В лесу нельзя оставаться на ночь, ведь здесь волки», – подумала она.

– Никола, – сказала она вслух, – тебе не кажется странным, что мы до сих пор не дошли до деревни Нейе?

– Уж не заблудились ли мы? – озабоченно ответил мальчик. – Я ходил туда с отцом, когда он еще был жив… Тогда мы дошли быстрее…

Чья-то липкая ручонка сжала руку Анжелики. Это был самый маленький из путешественников, шестилетний малыш.

– Скоро ночь будет. Мы, наверно, потерялись, – захныкал он.

– Да нет, – успокоила его Анжелика, – деревня совсем недалеко. Надо только еще чуть пройти.

Они снова зашагали молча. Сквозь ветви деревьев было видно, как бледнел закат.

– Даже если мы к ночи не доберемся до деревни, не нужно пугаться, – сказала Анжелика. – Мы залезем на дубы и там поспим. Тогда волки нас не заметят.

Она говорила беззаботным тоном, но на самом деле была сильно встревожена. Вдруг до ее слуха донесся серебристый звон колокола, и она с облегчением вздохнула.

– Слышите! Там деревня, это звонят к молитве! – воскликнула она.

Они припустились бежать. Тропинка начала спускаться вниз, лес становился все реже. Неожиданно он кончился, и дети как зачарованные остановились на опушке.

Вот оно, молчаливое чудо, притаившееся в зеленой ложбине, окруженной лесом, – Ньельский монастырь.

Заходящее солнце золотило его многочисленные крыши из розовой черепицы, колоколенки, белые стены с темнеющими на них бойницами, внутренние садики, окруженные крытыми галереями, обширные пустынные дворы. Колокол продолжал звонить. К колодцу с ведрами шел монах.

Охваченные каким-то религиозным трепетом, дети молча подошли к большим главным воротам. Деревянная калитка была приоткрыта, и они вошли внутрь. Старый монах в сутане из грубого коричневого сукна дремал, сидя на скамье; ровный белоснежный венчик седых волос обрамлял его голый череп.

Теперь, когда все страхи были позади, вдруг наступила разрядка, маленькие бродяги, глядя на спящего монаха, громко расхохотались. На шум в одну из дверей выглянул толстый веселый монах.

– Эй, ребята, – с порога крикнул он им на местном диалекте, – что за непочтительность!

– Мне кажется, это брат Ансельм, – прошептал Никола.

Брат Ансельм время от времени разъезжал на муле по окрестным деревням, где выменивал четки и флакончики с целебной настойкой из цветов дягиля на хлеб и сало. Это казалось странным, так как монастырь не принадлежал к нищенствующему ордену и, по слухам, был довольно богат, получая от своих владений значительные доходы.

Анжелика, а за ней и ее верное войско, подошли к монаху. Она не решилась доверить ему их тайные планы удрать в Америки, тем более что брат Ансельм, верно, и не слышал о существовании этих далеких стран. Она сказала, что они из Монтелу, пошли в лес по ягоды и заблудились.

– Бедные цыплятки, – сочувственно вздохнул добрый монах, – вот что значит быть лакомками. Ваши матери в слезах ищут вас повсюду, но, когда вы вернетесь, вам зададут взбучку. Но все же придется вам переночевать здесь. Я дам вам по миске молока и серого хлебца. Поспите в сарае до утра, а там я запрягу в повозку мула и отвезу вас домой. Я как раз собирался в ваши края за пожертвованиями.

Предложение было вполне разумным. Анжелика и ее приятели шли целый день. Даже если бы они сейчас отправились в обратный путь на муле, они добрались бы до Монтелу лишь глубокой ночью. Через лес нет проезжей дороги, только тропинки, по которым они прошли днем. Надо ехать кругом, через деревни Нейе и Варру, а это большой крюк.

«Лес – как море, – подумала Анжелика. – Жослен прав, в лесу надо ориентироваться по часам, иначе идешь вслепую».

Анжелика немного приуныла. Она и представить себе не могла, как бы она отправилась в путь, неся под мышкой тяжелые часы, вроде тех, что стоят у Молина в гостиной. К тому же, кажется, у ее «мужчин» уже пропала охота путешествовать. Девочка молча стояла в стороне, а они, примостившись у монастырской стены, ели и наслаждались прохладой сумерек, которые сгущались над просторными монастырскими дворами.

Колокол продолжал звонить. В розоватом небе с пронзительным криком носились ласточки, на кучах навоза и соломы кудахтали куры.

Брат Ансельм прошел мимо детей, на ходу натягивая на голову капюшон.

– Я иду к всенощной, – сказал он. – Будьте умниками, не то я прикажу сварить вас в котле.

Под сводами одной из галерей мелькали фигуры в коричневых сутанах. Старый монах у ворот по-прежнему спал. Наверно, он был освобожден от молитв…

Анжелике хотелось остаться одной, подумать, и она пошла бродить по монастырю.

В одном из дворов, упираясь оглоблями в землю, стояла великолепная карета с гербами. В конюшне породистые лошади жевали сено. Это заинтересовало Анжелику, хотя она и сама не знала, почему. Зачарованная этой тихой обителью, окруженной со всех сторон лесом, она неторопливо продолжала свой путь. В лесу скоро совсем стемнеет, там будут бродить волки, а здесь, в монастыре, защищенном толстыми стенами, идет своя жизнь, отгороженная от мира, скрытая от посторонних глаз, жизнь, которую Анжелика даже не могла себе представить. Издали доносилось тихое, протяжное церковное пение. Анжелика пошла на эти звуки и поднялась на несколько ступенек по каменной лестнице. Никогда еще она не слышала такого сладостного мелодичного хора, потому что гимны, которые горланили кюре и школьный учитель в церкви Монтелу, ничем не напоминали небесные песнопения.

Вдруг Анжелика услышала за своей спиной шелест юбок и, обернувшись, увидела в полумраке галереи очень красивую, роскошно одетую даму. Во всяком случае, так показалось Анжелике. Ни у матери, ни у тетушек она никогда не видела такого великолепного платья из черного бархата, украшенного аппликациями в виде серых цветов. Откуда девочке было знать, что это всего лишь скромнейший наряд, предназначенный для благоговейного уединения в тиши монастыря? На каштановые волосы дамы был накинут черный кружевной шарф, в руке она держала пухлый молитвенник. Проходя мимо Анжелики, она удивленно взглянула на нее:

– Девочка, что ты здесь делаешь? Сейчас не время просить милостыню.

Анжелика отпрянула, стараясь придать своему лицу глупое выражение оробевшей крестьяночки.

В полумраке галереи грудь прекрасной дамы показалась Анжелике удивительно белой и пышной. Едва прикрытая тонкими кружевами, она покоилась на вышитом корсаже, как плоды в роге изобилия.

«Пусть, когда я вырасту, у меня тоже будет такая прекрасная грудь», – подумала Анжелика, спускаясь по винтовой лестнице.