Карин Монк - Пленник

У Женевьевы голова шла кругом.

– Но мы рассчитывали, что сможем прожить на эти деньги несколько месяцев, – пробормотала она. – Что же теперь делать?

Мистер Хамфри посмотрел на нее с некоторым удивлением.

– Как что? Попросить мужа пополнить счет, – заявил он с веселой улыбкой. – Сегодня же я открою для вас счет, мистер Блейк, и вы переведете на него определенную сумму. Тогда все разрешится наилучшим образом. А ваш счет мы закроем, дорогая. – Банкир взглянул на Женевьеву. – Вам больше не придется забивать свою очаровательную головку скучными финансовыми делами. Ведь это станет для вас облегчением, верно?

Покосившись на Женевьеву, Хейдон заметил, как она побледнела. Что же касается банкира… Его визит был вполне объясним. Конечно же, мистер Хамфри узнал, что его клиентка вышла замуж. И узнал, что муж гораздо старше ее, к тому же он человек состоятельный, если судить по внешности. А муж, разумеется, должен отвечать за долги жены, поэтому мистер Хамфри пришел к разумному выводу: пусть мистер Максвелл Блейк и заплатит. Вероятно, мистер Хамфри решил, что это очень удачный выход из положения, потому что Женевьева действительно прекратила выплаты по закладным.

– Скажите, о какой сумме идет речь? – с невозмутимым видом спросил Хейдон. Ни в коем случае не следовало показывать, что они с Женевьевой не могут сейчас заплатить.

– Простите, но в данный момент я не могу назвать точную цифру, – ответил мистер Хамфри. – Если вы завтра зайдете ко мне в банк, я, наверное, смогу назвать сумму.

– Может, хотя бы приблизительно?

Мистер Хамфри ненадолго задумался, потом пробормотал:

– Ежемесячные выплаты по закладной не делались примерно два года. Я записал эти фонды на счет миссис Блейк, и получилось двадцать два месяца. Плюс проценты, разумеется.

– Сколько? – настаивал Хейдон.

Мистер Хамфри в задумчивости поскреб подбородок.

– Значит, так… Дом был заложен еще при жизни виконта. Ваша жена приняла на себя его многочисленные долги и изредка выплачивала их вплоть до последнего года – тогда миссис Блейк пришла ко мне и спросила, нельзя ли на несколько месяцев отложить выплаты? Я, конечно, охотно пошел ей навстречу и сказал, чтобы она не беспокоилась о долгах до тех пор, пока не сможет по ним платить. Поверьте, я всегда стараюсь улаживать дела клиентов.

Хейдон уже едва сдерживался:

– Так сколько же?

– Я думаю, закладные сейчас составляют две тысячи… и несколько сот фунтов. А долги примерно четыреста пятьдесят фунтов.

Женевьева почувствовала, как грудь ее словно сдавило тисками. Сможет ли она когда-нибудь набрать такую огромную сумму?

– И какие условия предлагает банк? – осведомился Хейдон.

– Боюсь, долги следует выплатить немедленно. А в дальнейшем… Прошу прощения за строгость, которую банк счел необходимым применить в данном случае, но в дальнейшем первого числа каждого месяца вам придется платить по закладной. – Банкир вздохнул, как бы давая понять, что ему очень неприятно это говорить, и добавил: – Надеюсь, вы простите меня за крайне печальное сообщение, но из Глазго написали: если вы не покроете долги в течение тридцати дней, банк будет вынужден обратиться в суд и продать ваш дом, чтобы взыскать долги. Но теперь, конечно, в этом не будет необходимости, потому что у вас есть мистер Блейк и он возьмет на себя все заботы, – закончил Хамфри, просияв.

– Да, в этом не будет необходимости, – прошептала Женевьева; она чувствовала, что вот-вот расплачется.

– Вот и прекрасно! – Опираясь на палку, банкир поднялся на ноги. – Мистер Блейк, может, встретимся завтра в моей конторе? В одиннадцать часов, если вас устроит…

– Договорились. – Хейдон заставил себя улыбнуться. – Мистер Хамфри, спасибо, что лично пришли и представили нашему вниманию это дело. Позвольте, я провожу вас до двери.

– Как всегда, был очень рад видеть вас, моя дорогая. Замужество пошло вам на пользу. Вы замечательно выглядите. – Мистер Хамфри снова улыбнулся и поклонился Женевьеве.

Проводив гостя, Хейдон вернулся в гостиную и плотно закрыл за собой дверь. Женевьева, сидевшая на диване, со вздохом проговорила:

– У меня не было выхода.

Хейдон молчал, и она продолжала:

– Какое-то время я справлялась. Нужно было только во всем экономить. У меня не было постоянного дохода, так как отец не оставил мне деньги на хозяйство и на выплаты по закладной. Наверное, думал, что я буду сдавать дом или продам его, после того как выйду замуж за Чарлза. Конечно же, он был уверен, что я выйду за него. Он даже представить не мог, что Чарлз расторгнет помолвку.

«Тебе повезло, что так случилось, – подумал Хейдон. – Этот мерзавец постарался бы раздавить тебя своими начищенными ботинками. Ты просто не смогла бы с ним жить».

– И вы стали накапливать долги?

Она кивнула.

– Сначала я думала, что можно будет продать этот дом и перебраться в более дешевый. И я продолжала жить в заложенном доме, полагая, что просто трачу те деньги, которые получу потом от его продажи. Я считала, что со временем заплачу все долги.

«Разумно, – подумал Хейдон. – На ее месте каждый бы так поступил».

– Почему же вы его не продали?

Женевьева провела ладонью по дивану, ощупывая протертые места. Она помнила, как когда-то, сидя на этом диване, они с мамой читали книжки. Только тогда этот диван был совсем новый, а сейчас…

Снова вздохнув, она продолжала:

– Я была совсем одна, не считая Джейми, конечно. Отец погиб в катастрофе, произошедшей на дороге. Мать же умерла еще раньше, когда мне было двенадцать лет. И отец тогда совершил ошибку – через полгода женился, не успев разобраться, что за женщина моя мачеха. Когда я посмела взять к себе внебрачного сына моего отца, она пришла в ярость и уехала, забрав все деньги, что оставил отец. Да и за время их совместной жизни она немало истратила. А Чарлз разорвал помолвку и начал всем говорить, что у меня «размягчение мозгов». В результате люди стали от меня отворачиваться. – Женевьева умолкла и на мгновение закрыла глаза. Потом вновь заговорила: – Это единственный дом, который я знала, и мне не хотелось из него уходить. Именно поэтому я и тянула с продажей, понимаете?

– Конечно, – кивнул Хейдон. – На вашем месте, наверное, любой бы так поступил.

– А потом я стала приводить из тюрьмы других детей, поэтому по-прежнему медлила с продажей, – продолжала Женевьева. – Мистер Хамфри был так добр, что предоставил мне приемлемые условия и не напоминал, когда я задерживала выплаты или вовсе их пропускала. Раз в несколько месяцев я продавала что-нибудь из дома, и на вырученные деньги мы могли еще какое-то время продержаться. Кроме того, я рисовала портреты детей. За это платили не так уж много, но все же…