Виктория Александер - Визит сэра Николаса
— Прости, Лиззи, но это не вполне справедливо, — возразил Джонатон.
— Нет, Джонатон, это вполне справедливо, хотя в сущности своей не совсем верно, — сказал Николас. — Да, большинство мужчин из числа моих знакомых, а к ним относился и покойный лорд Лэнгли, убеждено, что прекрасный пол по уровню своего интеллекта не в состоянии справиться с теми многочисленными сложностями, которые связаны с управлением денежными делами. По общему признанию, это ложная идея, однако я отношусь к тем редким представителям сильного пола, которые верят, что можно встретить, хотя и редко, женщину, способную этим заниматься.
— Как, например, я, — с вызовом бросила Элизабет.
— Докажите мне это.
— А если я докажу?
— Тогда и посмотрим.
Элизабет довольно долго смотрела на него изучающим взглядом, прежде чем заговорить.
— Итак, — начала она, — мне кажется, что вы, поверенные, с которыми я говорила сегодня, и даже Чарлз не оставили мне выбора. — Она глубоко вздохнула. — Я жду вас сегодня вечером.
— Отлично. — Николас улыбнулся той загадочной полуулыбкой, которую она никак не могла забыть. — А сейчас позвольте мне попрощаться.
— Я провожу тебя.
Джонатон бросил быстрый взгляд на сестру и вышел вместе с Николасом из библиотеки.
Как только дверь за мужчинами закрылась, Лиззи буквально рухнула в ближайшее кресло и принялась растирать ладонью лоб.
Господи Боже, она, разумеется, понимала, что их с Николасом дороги когда-нибудь пересекутся, но ей всегда казалось, что это произойдет в старости. В глубокой старости. Тогда она не чувствовала бы слабость в коленях от одного его взгляда, не вздрагивала бы от самого легкого его прикосновения и сердце у нее не колотилось бы как сумасшедшее от его улыбки.
Вопреки ее собственным словам и ее уверенности в себе и своих возможностях в глубине души она вынуждена была признать, что присутствие Николаса выводит ее из равновесия. Она не желала, чтобы он или кто бы то ни было посторонний занимался ее счетами, но теперь, когда Николас вернулся домой насовсем, его присутствие тревожило ее не только потому, что он должен был контролировать ее денежные дела.
Она провела десять лет, убеждая себя, что чувство ее к Николасу не значило ровно ничего. Неосознанные порывы юности, вполне невинная дружба, один или два поцелуя. Она тогда испытала первый всплеск желания. Быть может, даже страсти.
Но желание и страсть не прошли с годами, теперь это ясно.
Откинувшись на спинку кресла, Элизабет безотчетно барабанила пальцами по деревянному подлокотнику кресла…
Ей двадцать девять лет, и она вдова. По ее собственным меркам, она неглупа. По мнению окружающих, видимо, женщина взрослая и опытная. Семь лет была замужем, родила двух детей. Она вполне может совладать со страстью. Своей, и если она верно понимает выражение его глаз, со страстью Николаса тоже.
Дрожь возбуждения пробежала у нее по спине.
Нет, она справится со своим влечением. И с Николасом Коллингсуортом. Хотя это могло бы стать для них обоих радостным приключением, которого она, во всяком случае, никогда не переживала.
А вот с чем ей не справиться в случае с Николасом, это с любовью…
Глава 7
Чертовски повезло, считал Ник, что ему удалось сегодня заранее просмотреть счетные книги Элизабет. Сидя напротив нее за столом в маленькой домашней библиотеке, он никак не мог сосредоточиться на очень ровных и аккуратно выписанных рядах цифр.
Да и какой нормальный мужчина смог бы? Разве что мертвый не обратил бы внимания на то, как свет газовой лампы золотит светлые волосы Элизабет, или не заметил бы изящный изгиб ее шеи, когда она наклоняется над гроссбухом.
Или то, как сверкают ее зеленые глаза, когда встречаются с его, Николаса, глазами.
Она держалась избранного ею в разговоре подчеркнуто вежливого тона, но у Ника не было сомнения, что она все еще зла на него. С одной стороны, это представляло некоторую проблему: то, что он вынуждает Элизабет вновь впустить его в свою жизнь, было своего рода вызовом. С другой стороны, то, что за десять лет она его не простила, мнилось Николасу добрым признаком. Раз не простила за столь долгое время, возможно, питает к нему те же чувства, что и раньше.
Они провели в этой комнате уже несколько часов и вместе просмотрели все записи и все цифры в счетных книгах. Николас подробно истолковывал каждую запись и каждое предпринятое Элизабет действие. Не то чтобы в этом была особая необходимость: книги были вполне удовлетворительны и говорили сами за себя. Вначале Ник опасался, что в своих расспросах и рассуждениях выглядит простофилей, но вскоре убедился, что его расспросы Элизабет воспринимает не как недостаток у него ума, но как признак его суждения о ней самой. Она держалась по-деловому и была относительно дружелюбна, хоть и соблюдала дистанцию. Это свидетельствовало о ее недюжинном самообладании.
Но вот Элизабет откинулась на спинку кресла и выжидательно посмотрела на Николаса.
— Итак?
— Что значит итак?
— Вы просмотрели все что можно, сэр Николас. — Она отвела упавшую ей на лицо прядь волос усталым движением, видимо, не сознавая, насколько мил и очарователен этот жест. — Пришли вы к определенному умозаключению?
— Даже к нескольким. Но прежде всего я должен принести вам извинения.
— Неужели?
— Да. Ваше управление собственными финансами в самом деле было блестящим. Я одобряю ваши действия. Вы проделали вашу работу, как проделал бы ее мужчина, но далеко не всякий из тех мужчин, кого я знаю, был бы на это способен.
— Ну что же, я принимаю ваши извинения и благодарю вас. — Элизабет глубоко вздохнула. — Значит, вы готовы оставить за мной право самой распоряжаться своими средствами?
Николас ответил ей не сразу — минуту или две он думал, как выйти из создавшегося положения. Думал главным образом о том, что если он откажется от своих обязанностей душеприказчика, то лишит себя поводов видеться с Элизабет. Но с той самой минуты, как он снова увидел ее, Николас понял, что это для него немыслимо.
— Я предоставлю вам должную самостоятельность, — ответил он сугубо деловым тоном.
— Должную самостоятельность? — У Элизабет явно захватило дух от этих его слов. — В чем дело? Вы признаете, что я исполняла свои обязанности выдающимся образом, но можете предложить мне всего лишь «должную самостоятельность»?
— Я готов предложить компромиссное решение, которое вам, быть может, придется по вкусу.
— Сомневаюсь. Не могу представить, что какой бы то ни было компромисс будет равен тому, чтобы вы, как говорится, умыли руки и оставили меня в покое.
