Георг Борн - Султан и его гарем
Она сильно вздрогнула – итак, проклятый грек привез сюда Рецию и мальчика. Сирра не видела этого, она видела только, как он поджег дом, но в суматохе она потеряла его из виду и встретила только тогда, когда, отвезя Рецию с мальчиком к Кадидже, грек снова вернулся на пожар.
Мы были свидетелями сцены, происшедшей при этом.
В то же мгновение, как только Сирра узнала голос, зовущий на помощь, ее решение было принято: она не думала ни о своей слабости, ни об опасности, которой подвергалась, – единственное желание наполняло ее душу – спасти во что бы то ни стало Рецию и Саладина, единственная мысль – расстроить планы грека.
Сирра не чувствовала больше слабости, она осознавала только то, что без нее Реция погибла, что она, черный гном, должна быть спасительницей пленников, и это сознание придало ей новые силы.
Она отлично знала все углы и закоулки в доме, поэтому могла без малейшего шума пробраться к той комнате, где были заперт Реция и Саладин.
– Помогите! Сжальтесь! – раздавалось из-за толстой двери, и этот крик глубоко проник в сердце бедной Сирры.
Она подошла к самой двери.
– Помощь близка, – произнесла она дрожащим и слабым голосом, который прозвучал, как небесная музыка. – Сирра здесь! Будь покойна, бедная Реция, я спасу тебя и Саладина, я освобожу вас.
– Ты здесь! Слава Аллаху, – прошептала Реция, и рыдания мальчика смолкли.
– Я освобожу тебя, – продолжала Сирра и стала искать в темноте ключ.
В это время снаружи послышался стук. Сирра вздрогнула.
Кто-то пришел – кто это мог быть? Никто, кроме грека.
Стук повторился, и на этот раз громче.
Сирра поспешила насколько могла обратно к дверям. Страх, испуг и потеря крови наконец переломили ее – и она упала без чувств.
Между тем Лаццаро с нетерпением снова постучался.
Тогда старуха-гадалка начала, наконец, просыпаться. В наружную дверь все громче стучались. Просыпаясь, Кадиджа опрокинула стол и стоявшую на нем бутылку с остатками вина, стала браниться, а потом зажгла огонь и отправилась, шатаясь, к воротам.
Трудно представить себе, какой отвратительный вид имела полупьяная старая колдунья, явившаяся отворять дверь. Она чуть не натолкнулась на лежавшую Сирру.
– Кто там? – спросила она.
– Отвори! – раздалось в ответ.
– Ого, это ты, Лаццаро? Скажи мне, ты был сегодня уже здесь или нет? Я никак не могу этого припомнить! Вся беда – старость! Память совсем пропала! – бормотала Кадиджа, отворяя.
Грек поспешно вошел и запер за собой дверь. При слабом свете фонаря он увидел Сирру, лежащую в углу.
– Сирра умерла! – объявила старуха, и Лаццаро только тут заметил, что она пьяна. – Я избавилась от нее! – продолжала Кадиджа. – Завтра я ее похороню…
– Пойдем в дом, старуха, – перебил грек, боясь, чтобы кто-нибудь из прохожих не услышал их разговора.
Он вошел в комнату Кадиджи, наполненную винными испарениями, Кадиджа пошла за ним с огнем.
– Ты хочешь увезти Рецию и принца Саладина, ты запер их у меня, – сказала старуха со злобной радостью, – это недурная добыча, мой дорогой! Поздравляю тебя, только не дай птичкам снова улететь!
– Согласна ли ты продержать их у себя до следующей ночи?
– Конечно, почему же нет! Я охотно сделаю все, что тебе угодно. Я очень рада, что ты поймал их наконец. Помнишь, как мы потеряли их из виду в караване богомольцев, но я знала, что ты не бросишь дела! Теперь она уже не уйдет!
На дворе в это время что-то зашевелилось, и у дверей комнаты Кадиджи послышался легкий шелест.
Сирра снова пришла в себя и узнала голос Лаццаро, тогда, собрав все силы, она дотащилась до дверей, чтобы послушать, о чем грек говорит с ее матерью.
– В будущую ночь я возьму их снова от тебя, а до тех пор ты отвечаешь мне за них головой, – сказал Лаццаро.
– Не беспокойся, мой милый, отсюда им не убежать! Разве ключ не у тебя? Да не бойся ничего! Двери крепки, повторяю тебе, и в доме никого нет, кто мог бы помочь твоим пленникам, так как Сирра умерла! Поганая тварь любила дочь Альманзора больше, чем меня, она была отрава моей жизни! Тебе нечего бояться до завтрашней ночи. А куда ты хочешь их деть?
– Я отвезу их в развалины к дервишам Кадри, – отвечал Лаццаро.
– Так, мой милый, так, там их будут сторожить лучше всего! Мансур-эфенди уже давно хотел овладеть ими обоими.
– Я пришел теперь сюда для того, чтобы убедиться, действительно ли Сирра умерла и не скрылись ли пленники.
– В таком случае убедись сам, мой милый.
За дверями произошло движение.
Через мгновение Лаццаро, со свечой в руках, выходил из дома, его беспокойные глаза прямо устремились в угол двора…
Тут по-прежнему лежало бездыханное тело Сирры.
Грек подошел к ней, поднес свечу прямо к ее лицу и поднял руку – рука упала тяжело и бесчувственно…
– Она еще теплая, – прошептал Лаццаро. – Ты должна смотреть за ней, старуха!
В это время из комнаты, где была заперта Реция, снова раздался крик о помощи.
– Ты слышишь? – сказала старуха с дьявольской улыбкой. – Голубка воркует, хи-хи-хи, будь покоен, мой милый, я уберегу ее до завтрашней ночи! Тебе нечего бояться.
Лаццаро отдал свечу Кадидже и, не говоря ни слова больше, вышел на улицу.
Когда полупьяная Кадиджа снова заснула, в углу, где лежала Сирра, зашевелилось… она слышала все… надо было во что бы то ни стало спасти Рецию и Саладина из когтей ненавистного грека – это должно было удасться! У Реции не было никого, кроме нее! Но как могла она привести это желание в исполнение?
XVI
Охота за депешей
Возвратимся снова к тому вечеру, когда султан Абдул-Азис поручил Зора-бею арестовать курьера Мустафа-паши, и три приятеля отправились по трем различным дорогам, ведущим в Терапию. Зора-бей и Гассан верхами караулили оба берега, Сади в маленькой лодке, которой он управлял один, снял с себя оружие, чтобы легче было грести. Галиль-бей, посланник визиря, надеялся избежать всех преследований.
В то время как Сади отчаливал от берега у сераля, в отдаленной части берега отчаливала довольно большая лодка, в которой сидел курьер Мустафа-паши в сопровождении двух солдат, переодетых гребцами.
Галиль-бей, человек еще молодой, обязанный своим положением тому, что никогда не останавливался в выборе средств для достижения цели, стоял в лодке и глядел вокруг, тогда как солдаты гребли.
Между офицерами Галиль-бей пользовался самой дурной репутацией. Его боялись, потому что он старался возвыситься за счет других и всегда готов был донести на товарища. Про него говорили, что Мустафа-паша дает ему такие поручения, за которые не берутся другие офицеры.
