Дебора Мартин - Любовь срывает маски
— Если вы так голодны, милорд, может быть, это подойдет вам лучше, — предложила она в слабой надежде отвлечь его.
— Яблоко могло погубить Адама, моя маленькая Ева. Но какой же мужчина попадется дважды на одну и ту же уловку?
С этими словами он взял из ее рук яблоко и откусил с одного бока. А затем одним резким рывком притянул ее к себе, и, несмотря на сопротивление, крепко прижал, давая слишком ясно почувствовать, как напряжено его тело.
— Я не… — начала она было возмущаться, но в то же мгновение он закрыл ее рот поцелуем, заглушая все протесты.
В первые мгновения его губы показались ей такими же твердыми и холодными, как яблоко, которое он надкусил и отбросил в сторону. И в тот момент, когда эти губы требовательно приникли к ее губам, она забыла обо всем на свете. Ее руки по-прежнему упирались в его грудь, а тело продолжало сопротивляться его властным объятиям, но это были лишь неосознанные действия, порожденные удивлением и страхом, никоим образом не способные противостоять его силе. Он крепко держал ее, словно боялся, что она исчезнет в тот же миг, как он разожмет руки.
А затем — она почти не заметила, как это произошло, — его губы стали мягкими и нежными, в то время как руки скользнули вниз и обхватили ее за талию. Так ласково… слишком ласково! Неожиданно у нее пропала всякая охота сопротивляться.
Его губы ласкали ее губы и играли с ними, пока те вдруг стали податливыми, раскрываясь навстречу, а тело неожиданно начало покалывать в странном предвкушении чего-то неясного, восхитительного и пугающего. Его подбородок, жесткий от отросшей к утру щетины, больно царапал ее нежную кожу, но в тот момент она могла лишь терпеливо ждать, когда исчезнет сладкая истома, разлившаяся по телу от этих поцелуев, и она сможет наконец вырваться из его объятий.
Но казалось, это ожидание никогда не кончится. Наоборот, ее закружило в восхитительном водовороте, словно она попробовала какого-то волшебного зелья. Не осознавая, что делает, она выгнулась ему навстречу, пылко отвечая на поцелуй.
Только когда ее мягкое, податливое тело послушно приникло к его крепкой, горячей груди, граф поднял голову, оторвавшись от ее губ, и в его глазах отразилась такая буря эмоций, что казалось, она поглотит ее без остатка.
— Ах, Мина, — пробормотал он, и она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке. — Вкусить твоего поцелуя все равно что пьянице пригубить вино. Никогда не будет достаточно.
Затем он поцеловал ее в щеку, и его губы скользнули вниз по ее шее, к ямочке под ухом. Она блаженно вздохнула.
— Милорд, прошу вас… — прошептала она.
— Гаретт, — прошептал он в ответ, прильнув лицом к ее шее. — Мое имя Гаретт, моя прелесть. Думай обо мне только как о Гаретте Фолкхэме, который хочет всего лишь держать тебя в своих объятиях.
Фолкхэм! Это имя, будто набатный колокол, прозвучало в ее затуманенном мозгу. Ведь это ее враг, напомнила она себе, пытаясь бороться с охватившим ее сладчайшим оцепенением. Что же это за безумие! Как могла она допустить такую непростительную близость с ним? И что хуже всего, как могла она так наслаждаться этой близостью?
И хотя его губы продолжали свой сладостный путь вниз, по ее обнажившемуся плечу, окутывая ее тело теплом и томлением, она сделала слабую попытку воспротивиться его ласкам.
— Один поцелуй, вы сказали. Только один.
Он чуть отодвинулся от нее и широко улыбнулся.
— С каких это пор настоящий мужчина останавливается после одного поцелуя? — пробормотал он, повторяя ее собственную фразу.
Его слова, а еще более торжествующая улыбка мгновенно вызвали в памяти девушки все те ужасные рассказы Тамары о цыганках, которых соблазнили и бросили мужчины куда менее родовитые, чем граф. Но она все-таки леди, и достаточно хорошо образованная, чтобы не позволить себя соблазнить. Словно порыв свежего ветра, разгоняющий туман, эта мысль пронеслась у нее в голове, вырывая из сладкой неги, в которую она так неосмотрительно позволила увлечь себя поцелуем.
Внезапно ею овладело отчаянное желание сбежать от него, она сжала кулачки и с силой оттолкнула его, чем безмерно удивила графа, так как он уже наклонился, чтобы продолжить свои ласки.
— Неужели вы хотите силой взять девицу, против ее воли! — возмущенно воскликнула она. Гнев пополам с охватившим ее страхом придали особенную силу ее голосу.
Его взгляд сразу стал ледяным, и страсть, мгновение назад бушевавшая в нем, казалось, погасла так же внезапно, как и вспыхнула.
— Вряд ли та девица, которая только что таяла в моих объятиях, против своей воли отвечала на мои поцелуи, — язвительно сказал граф, хотя и убрал руки с ее талии.
Самое неприятное заключалось в том, что он говорил правду. Ее тело все еще продолжало гореть и дрожать от тех чувств, которые он вызвал в ней, но она поклялась себе, что ни за что не покажет ему этого. Поэтому постаралась, чтобы ее ответ прозвучал как можно более равнодушно.
— Вы просили, чтобы я заплатила вам определенную цену, милорд. И получили ее. И вы же сами поставили условие, чтобы я поцеловала вас по своей воле. Я сделала это. Так, может, вы собираетесь теперь воспользоваться своим положением, чтобы нарушить договор и объявить новую цену?
Ее сухой, будничный тон заставил его мгновенно помрачнеть. Он отступил на шаг, окидывая ее внимательным взглядом, от которого не могло укрыться ни ее учащенное дыхание, ни румянец, игравший на щеках. Встретив этот чуть насмешливый, проницательный взгляд холодных серо-голубых глаз, девушка вспыхнула в смущении, с отчаянием понимая, что ее оскорбительные слова не могли обмануть его.
— Ты заговорила как торговка, оценивающая свой товар, — с презрительной усмешкой сказал он. — Что ж, ты можешь отрицать, если хочешь, но только этот поцелуй был больше, чем плата. И любая честная женщина на твоем месте признала бы это.
— А честный мужчина позволил бы мне уйти и не мучил меня более своими капризами и сделками, — выпалила она в ответ, думая лишь о том, как бы поскорее убраться отсюда. Его проницательность приводила ее в отчаяние.
На мгновение его глаза скользнули вниз, по ее телу, а затем медленно, дюйм за дюймом, вновь начали ощупывать ее фигуру, поднимаясь вверх, и там, где останавливался его взгляд, она начинала чувствовать странное покалывание. Наконец он остановился на ее губах, которые, как она знала, распухли и покраснели от его поцелуев.
И под его пристальным взглядом она медленно подняла руку и намеренно брезгливым жестом вытерла губы, словно стремясь уничтожить всякое напоминание об ощущениях, оставленных его поцелуем.
Она видела, как его охватил гнев. Он резко отвернулся от нее и поднял сумку с растениями, которая все еще стояла позади него на коротко подстриженной ограде. Вновь повернувшись к ней, он протянул сумку.
— Вот, забирай и убирайся с моей земли, — выпалил он со злостью.
Мэриан, чуть поколебавшись, потянулась, чтобы взять сумку, но в ту же секунду, когда она взялась за ручку, его пальцы сомкнулись на ее запястье.
— Беги к своей тетушке, своим припаркам и пациентам, — выдавил он из себя. — Но если в следующий раз я обнаружу, что ты шныряешь там, где тебе быть не положено, я уже не удовольствуюсь одним-единственным поцелуем в качестве платы. Нет, моя привередливая цыганочка, в следующий раз ставка за твою свободу будет гораздо выше. Помни об этом, когда соберешься снова выкапывать свои растения.
С этими словами он отпустил ее руку. А затем, отвесив шутовской поклон, резко развернулся на каблуках и зашагал прочь из сада, оставив ее стоять в растерянности, дрожащую и потрясенную, тщетно пытающуюся унять неистово бьющееся сердце.
7
Прошло два дня, а Гаретт все еще не мог выбросить из головы образ Мины. Вот и сейчас, объезжая свои владения верхом на Цербере, огромном вороном жеребце, он проклинал себя за то, что позволил загадочной цыганочке снова завладеть его мыслями.
Он знал, почему она так интересует его. Скинув плащ и маску, она не открыла полностью своих тайн. И эта ее таинственность преследовала Гаретта днем и ночью. То он верил, что ей нечего скрывать, а то его вдруг одолевали сомнения, уж не служит ли она его дяде.
Но даже если представить, что ее подослал сэр Питни, думал он, может ли она как-то навредить ему? Совершенно очевидно, что девушка не искушена в интригах, и уж кому-кому, а Гаретту, достаточно часто имеющему дело с вероломством и злобными кознями врагов, не составит труда с легкостью просчитать любые ее ходы, если только она вздумает каким-то образом вредить ему. И все же, если только Тарле подослал ее, она могла оказаться не просто помехой. Он видел ее всего три раза, но этого оказалось достаточно, чтобы полностью лишить его покоя и привести в смятение все его чувства и мысли.
Только этого ему сейчас и недоставало. Только не сейчас, если он хотел довести до конца свои планы. Его главная цель занимала его все больше. Возвращение в Фолкхэм разбередило незаживающую рану, его вновь мучила затихшая было боль, которую он испытал, узнав впервые о гибели своих родителей.
