Анн Голон - Анжелика. Война в кружевах
Рослая дама, поднявшись из-за столика, подошла к Анжелике и расцеловала ее в обе щеки. Это была Великая Мадемуазель.
— Всегда рада видеть вас, красавица моя. Мне кажется, вы недолюбливаете и избегаете королевский двор. За последние месяцы я не раз удивлялась этому, но не осмеливалась расспрашивать короля. Вы ведь знаете: наши беседы всегда плохо начинаются и еще хуже заканчиваются. Однако Его Величество — мой кузен, и мы очень любим друг друга. Но вы наконец появились. Вы что-то ищете?
— Да простит меня Ваше Высочество, но я ищу место, где могла бы посидеть.
Добрейшая принцесса озадаченно огляделась вокруг.
— Это невозможно, здесь вам не удастся присесть — ведь среди нас присутствует Мадам.
— Мне также известно, что положение не позволяет мне сидеть и в вашем присутствии, Ваше Высочество.
— Тут вы ошибаетесь. Вы принадлежите к старинному дворянскому роду, тогда как я — всего лишь «внучка Франции» по деду, Генриху IV. Значит, вы имеете право сидеть в моем обществе на полу или даже на табурете, и я охотно предложила бы вам сесть, дружочек, но в присутствии Мадам, которая по браку с Месье считается «дочерью Франции»[38], это совершенно, совершенно невозможно.
— Я понимаю.
Анжелика тихонько вздохнула.
— Но я кое-что придумала, — продолжила Великая Мадемуазель. — Присоединяйтесь к нашей карточной партии. Мы как раз ищем партнершу, потому что мадам д'Ориньи проиграла крупную сумму и покинула нас.
— Как же я буду играть стоя?
— Вы сможете сесть! — воскликнула принцесса, в голосе которой послышались нотки нетерпения. — Пойдемте-пойдемте, говорю я вам.
Мадам де Монпансье подвела Анжелику к Мадам, державшей в одной руке карты, а в другой — куриное крылышко. На реверанс маркизы дю Плесси Мадам ответила рассеянной улыбкой.
Но как только Анжелика направилась к свободному месту за столиком, ее едва не сбила с ног мадам де Монтеспан, которая вихрем влетела в комнату.
— На редкость удачный момент, чтобы представить вас королеве. Скорее.
Мадам дю Плесси произнесла слова извинения и поспешила вслед за своей подругой.
— Атенаис, — попросила Анжелика, — просветите меня по поводу «табурета». Я совсем не разбираюсь: когда, почему и при каких обстоятельствах придворная дама имеет право примостить заднюю часть тела на сиденье?
— Почти никогда. Она не имеет права садиться ни в присутствии короля, ни в присутствии королевы, если только не принадлежит к королевской семье. Но существует множество правил и исключений. Ах! Право на табурет! О нем мечтает каждый и прежде всего каждая, еще со времен старых кельтских королей. Мне доводилось слышать, что в давние времена подобного права удостаивались только мужчины. Эта традиция прижилась и при французском дворе, но распространилась и в отношении дам. Табурет — знак высочайшего положения в обществе или особой монаршей милости. Этим правом наделены особы из Дома королевы или Дома короля. Зато существуют разные предлоги, позволяющие обойти это правило.
— Какие, например?
— Например, игра в карты. Если вы играете, то можете сидеть даже в присутствии королевской четы. То же относится и к вышиванию. Нужно держать в руках хоть что-то, напоминающее о рукоделии. Некоторые жеманницы просто держат связку лент. В конце концов вы поймете, что существует тысяча способов…
Королева была окружена придворными дамами, которые наряжали и причесывали ее к вечернему празднеству. На столике с выгнутыми ножками стояли раскрытые ларцы и футляры с драгоценностями короны. Мария-Терезия по очереди примеряла украшения: ожерелья из золота или позолоченного серебра с бриллиантами, серьги с уникальной величины индийским алмазом грушевидной формы, браслеты, диадемы.
Анжелика, сделав множество реверансов и поцеловав королеве руку, держалась несколько в стороне. Она вспоминала инфанту, какой впервые увидела ее в вечер бракосочетания с королем в Сен-Жан-де-Люзе. Куда подевались светлые шелковистые волосы, поднятые накладными буклями, тяжелые испанские юбки, поддерживаемые вышедшими из моды фижмами? Королева была одета на французский манер, но такая мода не украшала ее полную фигуру. Нежная бело-розовая кожа испанки, в былые времена хранимая сумраком мадридских дворцов, теперь покрылась сосудистой сеточкой, кончик носа стал красноватым. Но нельзя было не восхищаться природным величием несчастной женщины, столь обделенной судьбой. Несмотря на набожность и не слишком острый ум, королева отличалась жизнерадостным характером. Ее нрав был воистину «испанским», и он бурно проявлялся как во вспышках гнева и ревности, так и в страсти, которую она питала к королю. Мария-Терезия любила придворные развлечения и сплетни, а малейшее внимание супруга приводило ее в наивный восторг.
Перехватив взгляд Анжелики, Ее Величество воскликнула, указывая на бриллиантовое колье на своей груди:
— Вот на что следует смотреть… а не сюда, — и королева с едва заметной улыбкой обвела рукой свое лицо.
В углу комнаты карлики играли с любимыми собачками-грифонами королевы. Баркароль заговорщически подмигнул Анжелике.
Поскольку погода благоприятствовала, состоялась долгая прогулка по парку. С наступлением темноты слуги зажгли свечи и весь двор погрузился в сильнейшую суматоху — каждый торопился позаботиться о своем туалете.
Анжелика переоделась в приемной, отведенной для фрейлин королевы. Мадам де Монтеспан заявила, что драгоценности, которые принесла маркиза дю Плесси, слишком скромны. Но времени, чтобы отправлять посыльного в парижский отель Ботрейи, не оставалось. Тут же перед Анжеликой с футлярами для драгоценностей появились два ломбардца, придворные мастера золотых и серебряных дел, которые за «скромную» плату предоставляли на несколько часов любые украшения — впрочем, действительно очень красивые. Как полагалось в таких случаях, пришлось подписать целую кипу документов, гарантировавших, что высокородная клиентка не сбежит бог знает куда, прихватив украшения с собой.
Анжелика подписала документы и внесла «скромную» плату в почти двести ливров. На эти деньги можно было купить по меньшей мере два недурных браслета. Затем она спустилась на первый этаж к большой галерее, в которой давали театральное представление.
Король уже занял свое место. Строгость этикета превращала все стулья в недоступную роскошь. Анжелика не слышала ничего, кроме взрывов смеха, доносившихся из первых рядов зрителей.
— Что вы думаете об уроке, который преподносит нам месье Мольер? — тихий голос звучал прямо у ее уха. — Поучительно, не так ли?
Голос был настолько любезным, что Анжелика подумала, будто она грезит: рядом, в роскошном, расшитом серебром костюме из розового атласа стоял Филипп. Персиковая кожа и светлые усы позволяли ему появляться в столь вызывающих нарядах и при этом не выглядеть смешным. Он улыбался, и Анжелика постаралась ответить самым непринужденным тоном:
— Вне всякого сомнения, урок месье Мольера необыкновенно занимателен, но, увы, отсюда я вряд ли сумею оценить его по достоинству.
— Какая досада! Позвольте, я помогу вам продвинуться на несколько рядов.
Дю Плесси положил руку на талию супруги и повлек ее вперед. Перед ними с готовностью расступались. Все знали, что Филипп пользуется особой милостью короля, и старались быть с ним полюбезнее. К тому же маршальская должность наделяла маркиза большими привилегиями: например, он мог въезжать в карете во двор Лувра и сидеть в присутствии короля. Правда, эти привилегии не распространялись на его жену.
Супруги расположились справа от сцены. Конечно, им пришлось стоять, но они все прекрасно слышали и видели.
— Кажется, мы нашли великолепное место, — сказал Филипп. — Мы видим спектакль, а король видит нас. Превосходно.
Муж не убрал руки с ее талии; более того, он наклонил голову к лицу Анжелики настолько, что она почувствовала легкое шелковистое прикосновение его парика.
— Разве необходимо так тесно прижиматься ко мне? — очень тихо, но достаточно сухо спросила Анжелика. После некоторого размышления она пришла к выводу, что необычное поведение мужа весьма подозрительно.
— Совершенно необходимо. Ваш злокозненный ум не придумал ничего лучшего, как подключить к своей игре короля. А я не хочу, чтобы сюзерен сомневался в моей доброй воле. Желания Его Величества — закон.
— А! Так все дело в этом? — воскликнула Анжелика, глядя на маркиза в упор.
— Да, в этом… И продолжайте смотреть мне в глаза хотя бы несколько секунд. Пусть никто не усомнится, что маркиз и маркиза дю Плесси-Бельер помирились.
— Это важно?
— Этого желает король.
— О! Вы…
— Держите себя в руках.
Руки Филиппа превратились в железные тиски, но голос остался вежливым и даже ласковым.