Я тебе не ровня (СИ) - Шубникова Лариса

Победокурили, но и славы стяжали. Токмо через то и завистников у князя Игоря прибавилось. И одним из тех был Ярополк: злой, хваткий, редкой жестокости муж.

Игоря-то оженили, да не просто как, а на рыжей княжне Еленке Галатской. Ух, и девка была! Веселая, яркая, за словом-то в карман не лезла. Княгиня из нее вышла наилучшая. Детки появились — сынок Димитрий, а опосля и дочь — Ариша — рыжая, как мамка. Мишаня-то Еленкой дышал, даром, что жена друга. Так и был опричь княжеской семьи, с детьми вошкался, Димитрия учил уму-разуму. Фрол воевал, ратной славы стяжал. Вроде живи, да радуйся…

Ярополк-змей, позарился на княжество Игорево, пошел захватом, да и сдюжил. Игоря сам лично мечом развалил. Еленку стрелой посекло. Димитрия удушили в его же ложнице…наследников-то оставлять — беду себе растить. А Ариша…

Мишаня малую унес из княжьих хором. Выскочил через крышу и за забор сиганул. Так и сохранил, вырастил княжну-то рыжульку. Токмо имя сменил — был Мызарев, а стал Дорофеев. Грамотку-то ему Фрол справил.

Хоронились долгонько — Ярополк рыскал повсюду. Не хотел девку-то живой оставлять.

А ныне живет княжна-невеличка, да не ведает кто она есть, да какая беда опричь ее бродила, стерегла.

Так-то вот…

Воевода очнулся, отринул думки дурные, да порадовался, что в свое время утёк от Ярополка, ходил под Бориской и готов был тому служить, живота не жалея и до самого конца. А все через то, что Борис и Ярополк вороги были. Фрол Кузьмич немало кровушки-то пустил Ярополковым ратникам — за друга мстил, за Игоря…

Давно уж вести приходили, что Ярополк здоровьем хезнул, того и гляди снесут на погост. А наслед ему оставить-то и некому. Боженька наказал — лишил потомства здорового. Трое сыновей родились, да не дожили и до пяти годков. Вона как…

Фрол с Мишкой знали — придет заместо Ярополка князь Всеслав — сродник Игоря, почитай дядька Аришкин. Муж мудрый, без особой удали, но вдаль глядящий. Друзья и мыслили — Аришку надоть Всеславу показать. Ить обездоленной живет! А княжеский чин многое дает — мужа славного, богатств, защиты.

Ждали друзья пожившие смерти Ярополка, ох, как ждали.

А вот те и на! Прям по мыслям-то воеводским — помер князь Ярополк. Подыхал долго, как скотина болезная, весь струпьями пошел и мучился адски.

Еще гонец донес, что Всеслав уж и в городище приехал. Схоронил бывшего князя и принял удел. Начал-то мудро — послал к соседу, князю Борису с мировой. А тот тоже, чай, не дурень — согласием ответил. Задружились. Ить выгода прямая! Супротив Всеволода хорошо стоять, да и два князя — две дружины. Сила серьезная!

Воевода вмиг сметался и поехал в Берестово. Надо же было обрадовать Мишаньку: кончились его побеги, да скитания. И Арише радость, станет той, кем рождена была. Токмо, побалакать надо, обсудить. А вдруг покажут Аринку Всеславу-то, а тот и осерчает?

Фрол Кузьмич до Берестова шел намётом, аж конь в пене стал.

— Мишка! Иди, нето! — слетел голубем наземь уж на малом Дорофеевском подворье. — Вести!

— Орастый ты, Фрол. Ну, коли сам припёр, стало быть, важные. Идем-ка.

Пожившие други схоронились в гриднице, заперлись и начали держать совет. Токмо знать не знали, что уши-то всюду.

А и правы были Андрей и Дёмка, когда дивились на Дорофеевское попустительство — заходи во двор кто хошь, и уходи безнаказанно.

Фаддей, сук ему в дышло, терся рядом с подворьем. Увидал деда, понял, горячее дело его принесло. Пробрался в сени, приник ухом-то к двери и узнал многое. Не все понял, но вывел — Аринка и не Аринка вовсе, а княжна беглая и Всеслав, новый соседский князь ей почитай дядька. А дед с Дорофеевым стерегуться об Аринке-то рассказывать, а ну как к беде, а не к добру?

Потом тихо говорили старики и непонятно, но Фадя сообразил так — ежели князь Всеслав будет в Богуново, так и надо ему про Аришку-то шепнуть тихим порядком. Одно слово — змей! Все тишком, ползком и ядом!

И ведь уразумел, змиев сын, что буде Ариша княжной, то Шумскому вовек ее не достать. О себе-то уж Фадя и думать не стал — знал, поди, не его Аринка…не его. А вот помстить, то с радостью!

На том и порешил Фадя… Токмо все равно сердчишко-то ворохнулось, хучь и змеиное. Увезут Аринку-княжну, и не увидит он боле глаз ясных, улыбки светлой, косы золотой. Вот ведь как бывает — змей адский, а к свету все одно тянет.

Глава 14

— Арина! Арина, очнись. Заснула? — боярыня Ксения сердилась. — С утра как во сне ходишь. Что ночью-то делала, непутёха?

Аришка аж подскочила на лавке, поняла, что урока не слышала. Румянцем залилась, но опамятовала. Ксения же не знает, что ночью-то было…

— Прости, матушка-боярыня. До света сидела. Заказала мне купчиха Колова к свадьбе дочери понёву* вышивать.

— Ну, хучь так, — Ксения сердиться перестала. — А Маша моя вечор орехи грызла, да семечки лузгала. Вот и вся ее работа.

— Так скучно ей. Боярышня наша умница, да боец. Ей бы командовать.

— Сиди уж, защитница. Чем ей командовать? — Ксения задумалась на долгую минуту. — А может и надо. Аришка, я ей в подчинение дам людей и отряжу следить за малыми хоромцами. Можа, и будет толк. А ты иди, да привались на лавку-то. Вон, в девичьей. Роздых себе дай, золотая. Глаза видеть перестанут, так какая из тебя вышиваха? А потом найди мне Машутку мою. Я ее послала на торг купить кой-чего.

— Дай те Бог, боярыня, — Аринка поклонилась. — Посплю и Машу сыщу.

— Вот и иди, — Ксения поднялась со скамьи, пригладила рыжую Аринкину макушку, а потом и вовсе в лоб поцеловала. — А и хорошо, что ты с нами. Светлая. Иди, нето.

Аринка и побрела. Спать-то ночью и вовсе не спала. Какой сон, когда счастье плещет, через край льет? Еще и думки небезгрешные… Андрей вчера так целовал, что и мысли вон. Ох, скорее бы вечер! Увидеть его опять, обнять и прижать крепко. Да хоть и его стать, чего уж… Все равно ведь не отпустит.

От тех мыслей Аринку жаром опалило, глаза засияли. Такой и увидели ее братья Медведевы.

Дёмка с Фаддеем сидели под хоромцами, от зноя летнего хоронились, глядели на Аринку, что шла по двору, будто плыла. Красивая, аж зенки выпрыгивают.

— Фадь, а Фадь, ты глаза-то свои не лупи на кого не надь. Я уж говорил тебе. Забыл, нето? — Дёмка на брата удивлялся.

Ить недобрый он какой-то, далёкий, а как рыжую видит — мерцает аж. Будто пламенем его обдает.

— Твоя какая забота? Хочу и смотрю. Для друга стараешься, для сармата своего козлячьего? Ну давай…Чёж там.

— С чего взял? Аринку-то ты обижал, сам видел. Или не помнишь уже?

— Так и я кой-что видел о прошлой ночи-то. Додумались девку в парнячьи портки рядить, — Фаддей хмыкнул ехидно.

— А видел так примолкни. Не твоего ума дела. Аринку тронешь — не спущу. Ежели меня не послухаешь — сдам с потрохами Шумскому и не погляжу, что брат ты мне единоутробный.

— Иди, жалуйся. Думаешь, испугаюсь морды его резаной? — Фадя-то хорохорился больше. Так-то Шумского все боялись, а он особо. Потому и не любил.

— Вот ему напрямки и скажешь, мол, не боюсь тебя, сармат такой-сякой, и жди.

— Чего ждать-то? — Фадя брови вознес.

— Жди когда он тебе кишки по одной вытащит из пуза и жрать их заставит. Я помогу по-братски, прожую с тобой парочку.

Братья переглянулись, подумали и засмеялись. Дёмка просто потому, что смешно, а Фадя потому, что расплата уж близка. Будет Шумской сам себе кишки грызть, когда у него Аринку-то увезут из-под носа.

Аришка не слыхала той перебранки, шла, словно в тумане. Протопала мимо девичьей, куда ее боярыня-то отправила, и чудным макаром оказалась возле малого торга.

— Аринка, туточки я! — неурядно закричала Машка. — Ух, жара сегодня. Айда купаться на бабий ключ? Там девок-то сегодня полным-полно.

— Айда. — И пошли ведь, охламонки.

На бережку рассупонились, в воду чистую, светлую вошли и порезвились вволю! И то верно! Чего ж себя не удоволить, а? А потом косы чесали-сушили. Пока Машка трещала с Маврой-кожевничихой, Аринка уснула. А ведь думала, не сможет. Ить такие мысли в голове крутились, в такие омуты тянуло.