Клод Фаррер - Барышня Дакс
Барышня Дакс не нашлась что ответить.
– Конечно, многие радости мне недоступны. Общество, которое я ни в грош не ставлю, платит мне тем же, я в этом не сомневаюсь. Но у меня будут также мои собственные радости. И, быть может, многие женщины, замкнутые в правильное и спокойное существование, втайне позавидуют мне за эти радости и будут ревновать меня.
Барышня Дакс, смутно обеспокоенная, подняла голову.
– Да, – настаивала Кармен де Ретц, – ревновать! Оттого что я буду свободна и смогу свободно, открыто, законно вкушать тот плод, который змей предлагал Еве только втихомолку.
Внезапно она встала.
– Послушайте… В этот самый вечер яблоко висит на расстоянии вытянутой руки от меня, и я сорву его! Он был очень хорош, Фужер, только что, когда он расхваливал то наслаждение, которое ведомо ему и которого не знаю я… Очень хорош, не правда ли? Так вот! Его наслаждение – теперь мой черед его познать!
Она стояла на пороге и смотрела на барышню Дакс с некоторым вызовом:
– Открыто, – повторила она. – Без стыда, с поднятой головой.
Уверенными шагами она пересекла коридор. Не стучась, она вошла в комнату Фужера – и не вышла из нее.
Бледная, как призрак, барышня Дакс смотрела на закрывшуюся дверь, и ее грудь готова была разорваться от ужасных ударов сердца.
Часть третья
I
– Тесть, – заявил доктор Баррье, жених барышни Дакс, – сегодня мы уже можем назначить день свадьбы, и, здраво рассуждая, вы не станете возражать против первой половины ноября.
Господин Дакс, захваченный врасплох, поднял тонкие брови:
– Я не понимаю вас, Баррье. Первая половина ноября? Как раз, когда дела начинают идти настоящим образом, вы хотите заставить меня возиться со свадьбой, которая, в силу занимаемого обоими нами положения, должна быть вполне светской? Баррье, вы удивляете меня! Ребенок, и тот был бы более рассудителен!
Господа Дакс и Баррье симметрично сидели по обеим сторонам камина. Между их креслами стоял курительный столик с сигарами, спичками, пепельницами и классической маленькой гильотиной. За прикрытой дверью в гостиную рояль барышни Дакс выводил какую-то неопределенную мелодию – сильно отличавшуюся от прежних «Мушкетеров в монастыре».
Было первое воскресенье октября месяца. Госпожа Дакс, Алиса и Бернар только позавчера возвратились из Сен-Серга. И в первый раз за два месяца они пообедали в семейном кругу.
– Папаша Дакс, – возразил господин Баррье, нисколько не смутившись, – я рассудителен, как римский папа. И если я назвал первую половину ноября, так это оттого, что невозможно устроить все быстрее. Если б дело обстояло иначе, можете поверить мне, я стал бы требовать, чтоб свадьба была во второй половине октября. Надеюсь, вы достаточно хорошо знаете меня, чтоб не приписать ребячеству влюбленного моей спешки. Нет! Суть в том, что совершенно необходимо, чтоб мой брак совпал с началом делового сезона. Необходимо, чтоб весь Лион, переходя на зимнее положение, знал, что доктор Баррье, породнившийся отныне с торговцем шелком Даксом, устроился в новом помещении в Бротто. Ваши дела не пострадают от перерыва в сорок восемь часов, а мои требуют, чтоб мое прежнее положение было ликвидировано раз и навсегда.
Господин Дакс в задумчивости раздавил в пепельнице кончик своей сигары. Не дав ему времени отвечать, господин Баррье решительным образом усилил свою аргументацию:
– Не говоря о том, что в октябре вам будет гораздо легче, чем в ноябре, взять из дела капитал.
Господин Дакс поднял глаза на своего будущего зятя с видом полнейшего непонимания:
– Капитал? Какой капитал?
Господин Баррье весело хлопнул его по колену.
– Приданое, папаша! Четыреста кредитных билетов по тысяче франков, которые вы выложите на этот стол в вечер подписания контракта.
Брови господина Дакса поднялись почти до самых седых волос.
– Кредитные билеты?
– О! Если вы предпочтете дать чек…
– Вы хотите сказать, расписку в принятии депозита? Я выдам вам расписку в принятии вашего пая в четыреста тысяч франков в мой торговый дом, с каковых четырехсот тысяч франков я обязуюсь выплачивать вам каждые три месяца гарантированные из расчета в пять процентов годовых. Мне не к чему брать для этого капитал из дела.
Теперь очередь выразить крайнее изумление была за доктором:
– Депозит? Какой депозит? Когда мы с вами говорили о депозите? Вы заявили мне тридцатого мая, накануне обеда в день помолвки, что за мадемуазель Алисой вы даете четыреста тысяч франков приданого.
Четыреста тысяч франков – это капитал в четыреста тысяч франков, и он никогда не равнялся ренте в двадцать тысяч. Вы сказали четыреста тысяч франков, тесть. Неужто вы сегодня отказываетесь от вашего слова? Господин Дакс обиделся:
– Я никогда не отказываюсь от своего слова, знайте это, Баррье, и считайте, что слово это я дал. Я сказал, что дам четыреста тысяч франков, и я даю четыреста тысяч франков. Я не думал, чтоб лионский врач мог так мало смыслить в торговых обычаях, что вообразил, будто негоциант, выдавая свою дочь замуж, согласится, без всякой выгоды для кого бы то ни было, лишить себя суммы, имеющей большое значение в его делах и которая не может быть помещена более выгодным образом, нежели у него.
Господин Баррье слушал, разинув рот.
– Так что на следующий день после свадьбы я окажусь вашим компаньоном, хочу я того или нет? Вы не подумали обо мне, тесть. Я врач, я не коммерсант, я вовсе не намерен заниматься коммерцией. Славную штуку вы устраиваете мне с вашими платежами по четвертям! Будьте же так милы, скажите мне, где мне найти управу на вас, если в один прекрасный день вам вздумается позабыть выдать мне деньги?
Гневный румянец залил тощие щеки господина Дакса.
– Господин Баррье, – резко сказал он, – такого случая не было еще, чтоб мне вздумалось не платить моих долгов. Посему я не допускаю, чтобы кто-нибудь решился оскорбить меня в моем собственном доме, и вы первый, который осмеливается это сделать!
Господин Баррье грубо пожал плечами.
– Совершенно ни к чему разыгрывать драму! Я и не думал оскорблять вас, господин Дакс. Вы это знаете не хуже моего! Так к чему эти громкие слова? Мы здесь для того, чтоб обсудить сделку!
Они оба сильно возвысили голос. В гостиной арпеджио скромного рояля становились все глуше. При слове «сделка» он замолк, как будто его парализовало.
– Сделку эту, – возразил господин Дакс, – обсуждать совершенно ни к чему. Вы врач, вы женитесь, чтоб создать в двух шагах от вашего прежнего кабинета новую клиентуру, более блестящую и более постоянную. Зачем вам для этого свободный капитал? Ваша профессия не требует вовсе наличных денег. Вы можете желать только некоего довольно значительного прихода, который позволил бы вам жить широко; и я даю вам такой приход, даю вам сумму более значительную, нем вы могли бы получить где бы то ни было, не прибегая к спекуляции. Вследствие какого такого каприза вы настаиваете на другой комбинации, которая может только повредить вашим интересам, равно как и моим?
