Йорг Кастнер - Смертельная лазурь
Тем временем человек со шрамом, с трудом выбравшись из-под завала, недоумевающе уставился на нас. Мой спаситель, недолго раздумывая, подхватил лысого под мышки и швырнул его на предводителя нападавших.
— Забирайте своего красноносого пьянчугу и прочь отсюда поскорее, вонючий сброд! — крикнул незадачливым бандитам незнакомец. — А если не уберетесь сию же минуту, вами займется городская стража.
Долго уговаривать ему не пришлось. Подхватив своего дружка, лежавшего с пробитой головой на мостовой, бандиты поспешили ретироваться. Уходя, человек со шрамом обернулся и бросил на нас полный ненависти взгляд.
Мой спаситель, подняв с земли упавшую шляпу, стал отряхивать одежду от пыли.
— Ну и времена! — произнес он. — Не успеет солнце зайти, как эти негодяи вылезают из своих нор. Порядочному человеку и выйти на улицу опасно.
Я не стал говорить ему, что эта троица — отнюдь не заурядные уличные грабители. Теперь я уже не сомневался, что они целый день не выпускали меня из поля зрения. Их вожак назвал меня мазилой, выходит, он знал, кто я и чем занимаюсь. Все так, но как объяснить моему спасителю то, в чем я и сам толком разобраться не мог?
Смущенно поблагодарив этого человека, я высказал свое недоумение:
— Удивительное дело! Ни одной живой души поблизости, и даже никто не вышел нам на подмогу. А ведь все слышали — нашумели мы тут изрядно.
— Увы, ничего удивительного я в этом не нахожу. Люди боятся бандитов и убийц. Они безумно рады, что на ночной улице попал в беду кто-нибудь другой, а не они сами. Да и на стражников мало надежды. Эти обычно появляются, когда уже все кончено, да вдобавок заберут того, кто пострадал от нападавших.
— Все кончилось благополучно для меня только потому, что вы оказались поблизости. Не подоспей вы…
Незнакомец перебил меня:
— Чистая случайность, друг мой. Вам следовало бы поучиться, как защитить себя в случае нужды. Вам когда-нибудь приходило в голову освоить навыки борьбы? К сожалению, меня ждут, и я должен идти. Меня ждет одна очень милая девушка. Надеюсь, вы извините меня. Если вы всерьез надумаете заняться борьбой, приходите в школу единоборств Николауса Петтера, там меня и найдете.
Я не успел поблагодарить за приглашение, как он повернулся и поспешно стал уходить. Я не был на него в обиде — наверняка та, что ждала его, и в самом деле была красавицей. Ибо мужчина был уже в том возрасте, когда имеют взрослых дочерей, а если ты дожил до таких лет, любая встреча становится еще волнительнее.
— Эй, погодите, а как вас зовут? Кого мне спросить? — крикнул я вдогонку незнакомцу.
— Я Роберт Корс, руководитель этой школы.
Глава 8
Загадочные женщины
Последняя ночь в доме вдовы Йессен выдалась неспокойной. Лежа без сна, я ломал голову над тем, кто были мои преследователи и чего от меня хотели. Их вожак тогда сказал, мол, незачем тебе было от нас таиться, не будь этого, мы бы тебя не тронули. Что могла означать эта фраза? Какова была их цель?
Поскольку вразумительного ответа у меня не было, я стал размышлять о загадочном человеке, вынырнувшем из темноты и как раз вовремя подоспевшем мне на помощь. О Роберте Корсе. Какое странное стечение обстоятельств — ведь не кто-нибудь, а покойный Оссель говорил мне об этом человеке незадолго до трагедии, и вот я по чистой случайности повстречал его в темном переулке. Я твердо решил последовать совету и сходить в школу единоборств. Я не подумывал всерьез о том, стоит ли мне заняться борьбой, но, кто знает, может, мне удастся узнать там что-нибудь любопытное о прошлом моего казненного на площади друга. Хотя мы с Осселем Юкеном были друзьями, что я мог знать о его жизни до Распхёйса?
В голове не укладывалось, что наш разговор с Осселем произошел всего лишь восемь дней тому назад и что за это время столько всего случилось: сначала дикое, ничем не объяснимое преступление Осселя, потом мое увольнение из Распхёйса, потом его казнь, потом появление загадочного Мертена ван дер Мейлена, всучившего мне сомнительный заказ, в результате которого я рассорился с вдовой Йессен… Лишь под утро я забылся тяжелым, тревожным сном.
Проснувшись, я первым делом отправился к зеленщику, у которого за пару штюберов позаимствовал ручную тележку, и на ней перевез на Розенграхт свои скромные пожитки. И обиталище выпало мне там скромное, куда менее комфортабельное, чем у вдовы Йессен, — каморка в верхнем этаже, где Рембрандт держал свое собрание диковинок. Впрочем, это имело и положительную сторону: в конце концов, не каждый подающий надежды молодой художник мог похвастать тем, что живет в окружении восточных ваз, бюстов античных героев и звериных чучел. Просыпаясь с первыми лучами солнца, первым, кого я видел, был лохматый медведь. Он с таким недовольным видом взирал на меня, будто не я, а он только что пробудился от спячки.
В первые дни Рембрандт не давал мне передохнуть, похоже, он собрался перепоручить мне все свои заказы. Может, таким способом он лишний раз хотел напомнить мне, кто учитель, а кто ученик. Мне же приходилось лавировать между ним и ван дер Мейленом, потерять доверие последнего мне явно не хотелось.
Будучи весьма удовлетворен завершенным портретом Марион, ван дер Мейлен стал приводить ко мне на Розенграхт и других натурщиц. Всех их надлежало рисовать в обнаженном виде, и все они в чем-то неуловимо походили на Марион. И все как одна вели себя так, будто, повинуясь неотвратимому, совершали некий непристойный акт. Ни одну из женщин после завершения очередной картины встречать мне не доводилось, ни одна из них не пускалась со мной в пространные беседы, ограничиваясь разве что необходимыми фразами, непосредственно относившимися к нашей работе. И стоило натурщице по завершении работы встать, одеться и уйти, как у меня складывалось впечатление, что ее вовсе не существовало. Единственным доказательством ее присутствия в моей мастерской оставался портрет, да и тот вскоре исчезал — его уносил прочь ван дер Мейлен.
Вначале я опасался, что такое обилие молодых и красивых женщин не ускользнет от внимания Корнелии и, вполне возможно, даже вызовет ее недовольство, однако ничего подобного не случилось. Напротив, мне даже казалось, что частые визиты ван дер Мейлена радуют ее. Девушка не раз заговаривала с ним, вероятно, надеясь выгодно пристроить работы своего отца. Но торговец вел себя более чем сдержанно, а однажды я, случайно подслушав их разговор, убедился, что ван дер Мейлен без обиняков заявил бедняжке Корнелии, что, дескать, те, с кем ему приходится иметь дело, к Рембрандту, деликатно выражаясь, равнодушны. Как же мне хотелось заехать ему в физиономию после таких слов! Лишь однажды, я тогда как раз завершал портрет Марион, Корнелия поинтересовалась у меня, кто моя натурщица. И когда я растолковал ей, что, мол, всех натурщиц поставляет мне сам ван дер Мейлен и что я даже имен их не знаю, девушка, как мне показалось, хоть и была удивлена, но отнюдь не расстроена.
