Елизавета Луговская - Вы прекрасны, вы грустны
Он отвечал. Гонцы привозили почту, где он сообщал о своих новых успехах. Софья тут же, с гонцом отправляла новое письмо:
"Свет мой, батюшка, надежда моя, здравствуй на многие лета!.. Я брела пеша от Воздвиженскова, только подхожу к монастырю Сергия Чудотворца к самым святым воротам, а от вас отписки о боях; я не помню, как взошла, идучи, не ведаю, чем его света благодарить за такую милость его, и матерь его пресвятую Богородицу, и преподобного Сергия чудотворца милостивого... Бог, свет мой, ведает, как желаю тебя, душа моя, видеть, и надеюсь на милосердие Божие, которое велит мне тебя видеть, надежда моя. Чем вам платить за такую службу, наипаче всех твои, света моего, труды, если б ты так не трудился, никто б так не сделал".
В ночь с 13 на 14 июня ей приснился страшный сон. Горят крымские степи, огонь приближается к лагерю русского войска, вспыхивают палатки, шум, крик. Воины в панике, ржание лошадей, и в огне - лицо Василия. Он кричит: "Софья, Софья, зачем ты послала меня на смерть?" Она проснулась в холодном поту и услышала собственный крик: "Вася! Васенька!" Когда осмотрелась по сторонам, вытерла пот со лба и вздохнула с облегчением: это только сон. Но тревога камнем легла на сердце.
Сон Софьи был ясновидческим. Именно в этот день, 13 июня, в степи, где стоял лагерь русского войска, начался пожар. Армия еще не встречала на своем пути татар, но ходили слухи, что степь подожгли именно они. Голицын принял мужественное решение продолжать поход. Теперь войско двигалось еще медленнее. На следующий после пожара день по выжженной степи прошли еще две версты по направлению к речке Ачкакрак.
Сидя в своей келье, Софья вспоминала злосчастный поход. По рассказам Василия она ярко представляла каждый день этого тяжелого шествия, как будто сама принимала участие в нем. Однако в сообщениях гонцов не было и намека на трудное, бедственное положение. Но она не верила этим сообщением. Она догадывалась, что князь ни за что не покажет свою слабость и не станет тревожить свою возлюбленную. Все это она узнала позже, когда он вернулся.
Лошади начали ослабевать, солдат косили болезни. 16 июня огонь был погашен проливным дождем, но на много верст вокруг трава была выжжена. Войска не могли пройти дальше, их не пускала засуха. Они остановились у речки Ачкакрак.
Дела шли все хуже и хуже. Многие солдаты заболели из-за того, что пили грязную, зараженную воду. Лошади падали и были не способны тащить орудия, не говоря уже о повозках с провиантом. Оставалось пройти еще 200 верст, чтобы достичь Перекопа, который открывал вход на Крымский полуостров. Даже если бы армия двигалась с прежней скоростью, это расстояние можно было бы покрыть не меньше чем за шесть недель. 17 июня Голицын собрал военный совет, на котором было решено повернуть обратно.
Кончилось тяжелое лето и вместе с ним тяжелое время ожидания. В начале сентября она упала в его объятия. Офицеров наградили медалями с изображениями двух царей и правительницы и с начертанием начальных букв их имен. Софья тонко повела политику, в народе и среди боярства сложилось мнение, что поход был в общем успешным, потому что не ставил своей целью захват Крыма, а имел скорее разведывательные цели.
Софья была довольна. Конечно, она ожидала большего от этого похода, хотя в глубине души и понимала, что такой финал вполне возможен. Ну что ж, поход этот не поколебал ее власти, а в следующем будут учтены ошибки прошлого.
Теперь она думала о венчании на царство. Она отдала приказ чеканить монеты, на которых была изображена с короной, скипетром и державой. Ей посвящали панегирики в стихах, и царевна все чаще стала появляться перед народом на праздниках и торжествах. Она повернула все дело так, что незавершенная военная кампания князя Голицына только подняла престиж ее правительства.
Но в отношениях с Василием наметилось похолодание. Это было связано с тем, что Голицын не смог стать воином в ее глазах, как она ни старалась представить его таковым для ближайшего окружения.
Итак, первый крымский поход был неудачным. И очень скоро назрела необходимость второго похода. В декабре 1687 года в Москву приехал польский резидент Доминик Довмонт. На приеме, устроенном по его прибытии, Довмонт сообщил, что король был поражен тем, что он подвергся нападению крымских татар и белгородской орды. По официальным результатам крымского похода этого случиться не могло. Василий отрицал этот факт и утверждал, что крымцы были заперты на полуострове из-за приближения русской армии. Когда Довмонт произносил свои претензии, взгляды Софьи и Голицына встретились. Василий отвел глаза.
Она хотела реабилитировать его в собственных глазах и перед самим собой. О репутации в окружении, в том числе и враждебном, она позаботилась. 5 сентября ее правительство обнародовало память - хвалебный документ, посвященный крымскому походу. В нем были такие слова: "А как ты, Ближний Боярин и Оберегатель и Дворовый воевода Князь Василий Васильевич с товарищы, переправясь реку Конску, пошли к речке Акчакраку и Карачакраку: и Крымской хан с ордами, увидав о том вашем Бояр и Воевод многолюдном и стройном приходе и о промысле над собою, познав свое бессилие, около Перекопи и на Днепре все степи выжгли, чем бы им от вашего Бояр и Воевод с полками наступления свободиться; и, видя их, Хан с татары на себя ваше Бояр и Воевод полков ваших Их Великих Государей ратных наступление, пришли в боязнь и во ужас и отложа обыклую свою дерзость, нигде сам не явился и юртов его татаровя нетокмо в противление к вам вышли, и нигде не показались и бою с вами и полков ваших с Их Государей ратными людьми не дали, и пришед в самое отчаяние, ушли за дальния свои поселения за Перекоп и в иные места".
Список воевод второго крымского похода был обнародован 28 октября. Голицын опять был назначен главнокомандующим. Князь был очень встревожен этим назначением. Софья это прекрасно понимала. День ото дня усиливалась партия Петра, который из мальчика начал превращаться в мужа. Конечно, Софье будет не хватать мудрого Василия. И все же такой он ей был не нужен. Пусть во время второго похода он исправит ошибки первого и тогда, может быть, опять станет ее достоин.
Но Софья говорила это самой себе и не понимала, что не до конца была с собой откровенна. Теперь, на исповеди, Сусанна, не раз проанализировав свое тогдашнее поведение, знала, в чем было дело. И честно призналась в этом отцу Михаилу. Дело было в новом мужчине, который начинал занимать ее сердце, потому что, во-первых, олицетворял в себе все те качества, которых не было у Василия, во-вторых, как мужчина по-настоящему волновал ее.
Этим человеком, вторым ее фаворитом, и вскоре, когда князь отбыл во второй военный поход, ее правой рукой стал Федор Леонтьевич Шакловитый.
