Анита Миллз - Опасная игра

— Но не могла же я допустить, чтобы тот мальчишка вас застрелил! — порывисто воскликнула она, но тут же осеклась, понимая, что ее слова могут быть истолкованы им превратно, и добавила совсем другим тоном: — В общем-то, я никого не позволила бы ему убивать. Полагаю, мы теперь с вами квиты, не так ли? Вы избавили меня от моего так называемого «брата», а я не дала вас застрелить. Так что у меня нет оснований быть вам чем-то обязанной.

Взглянув на пятна от табачной жвачки на своем платье, она поморщилась и продолжала:

— По правде говоря, все шишки от нашего знакомства валятся только на меня. Вас, слава Богу, водой пока что не обливали, да и костюм ваш выглядит вполне прилично.

— Я же сказал, что позабочусь о вашем платье — и это были не просто слова. Похоже, здесь негде купить что-нибудь приличное, но как только доберемся до Колумбуса…

— Но вы же не едете до Колумбуса, — напомнила она ему с милой улыбкой. — Вы ведь сходите здесь, насколько я помню.

— Я говорил, что собираюсь здесь выйти, но теперь считаю своим долгом перед вами…

— Благодарю вас, но я согласна ограничиться деньгами.

— Да, я понимаю, и все-таки вам стоило бы меня сначала выслушать. Видите ли, пока что наши попутчики принимают меня за вашего мужа. Но если я вдруг сойду с поезда и отправлюсь прямиком, через прерию, в Остин, а вас оставлю одну, это вызовет подозрения, и вам придется поймать на себе сколько угодно скептических взглядов. Некоторые просто подумают, что я типичный бродяга и проходимец, а потому и бросил вас, но вот другие…

Он сделал многозначительную паузу, давая ей время представить, что могут подумать другие, а затем, кивнув головой, продолжал:

— Так-то вот. Малоприятная перспектива, не правда ли? И как только эти другие ковбои вобьют подобные мысли в свои тупые головы, вам придется очень несладко — кто вас тогда станет от них защищать? А вести они будут себя похуже, чем на той станции в Индианоле, уверяю вас. Нет, насколько я понимаю, мне никуда от вас не деться до самого Колумбуса. Хотя мы могли бы сойти и здесь.

— Ошибаетесь, мистер Маккриди, — это мне никуда не деться от вас, — проговорила она устало. — И вы ведь прекрасно знаете, что мне просто необходимо ехать дальше. Кто бы и как бы на меня ни смотрел и что бы со мной ни делали, я все равно должна попасть в Сан-Анджело.

Воздев глаза к небу, она с тяжелым вздохом добавила:

— Если бы я верила в переселение душ, то мне очень хотелось бы знать, чего я там натворила в своей предыдущей жизни, чтобы заслужить такое.

— Неужели я настолько вам неприятен, что вы не можете выдержать мое общество еще каких-нибудь несколько часов? Если все будет идти нормально, мы распрощаемся с вами в Колумбусе уже сегодня.

— Да, мистер Маккриди, представьте себе — настолько. Ни разу за все свои двадцать два года я не встречала таких навязчивых людей, как вы. Несмотря на мое очевидное нежелание поддерживать с вами знакомство, вы все-таки ухитрились проникнуть в мою жизнь по непостижимой, но, не сомневаюсь, в высшей степени неблаговидной причине. И что бы я ни говорила, что бы ни делала, все оказывается безрезультатным, и конца этому я не вижу. Но вот что самое поразительное, — добавила она озадаченно. — С той самой минуты, как вы впервые остановили на мне свой взгляд, все — я подчеркиваю, абсолютно все в моей жизни — перестало идти нормально.

— Никто, между прочим, не заставлял вас представлять там, в вагоне, сцену падения в обморок, — сказал он в свое оправдание.

— Поверьте мне, я уже сожалею об этом, — вздохнула она. — Я погубила прекрасное дорожное платье, и, что еще хуже, от меня исходит такой аромат, будто я постоянно жую табак и выплевываю его себе на одежду.

— Повторяю в четвертый или пятый раз: я куплю вам новое платье.

— Вряд ли, — усомнилась она. — Вы сами говорили, что здесь его негде купить. Да и вообще найти в продаже готовое платье практически невозможно. Хоть я и уверена, что человек с вашим жизненным опытом не может не знать таких вещей, все же напомню, что покупают отрезы на платья, а не сами платья. Так что мне надо будет выбрать материал, купить кружева, пуговицы, крючки и все такое прочее, а потом самой сшить себе платье. И то лишь тогда, когда у меня будет на это время. А пока что я в качестве возмещения убытков могу принять от вас деньги и буду вынуждена обходиться теми двумя платьями, которые у меня остались.

— Но вы могли бы отдать шить портнихе.

— Где — здесь, в этой жуткой дыре?! Да, конечно, мистер Маккриди, я непременно так и сделаю, — иронически произнесла она и устало вздохнула. — Послушайте, я не хочу больше об этом говорить, так что давайте мне ваши десять долларов — и мы будем в расчете.

— Есть еще кое-что, о чем я хотел бы вас попросить.

— А именно?

— Дело в том, что называть своего мужа мистером Маккриди в присутствии других людей — это очень странно, знаете ли.

— А как же еще мне вас называть?

— Да, конечно, когда вы говорите обо мне с кем-то другим, это звучит вполне нормально, — согласился он. — Но когда вы разговариваете со мной, лучше называть меня по имени.

— Ничего подходящего в голову мне не приходило.

— Друзья называют меня Маком, — солгал он.

— Это слишком уж фамильярно. Неужели у вас нет нормального имени?

— Есть, конечно. — Он вздохнул, не зная, придумывать ли себе новое имя, или назвать свое собственное, и наконец решился:

— Что ж, меня звать Мэтью, но я все равно предпочел бы привычное имя Мак.

— Мэтью, — повторила она, прислушиваясь к звучанию этого имени, а затем решительно заявила: — Ладно, Мэтью меня устраивает. Когда придется обращаться к вам на людях, буду называть вас по имени.

Он сразу же пожалел, что сказал правду, какой бы мелочью это и ни казалось. Лучше бы он назвал себя Томом, или Биллом, или Генри, или еще кем-нибудь в этом роде. Имя Мэтью Морган вскоре будет (а может быть, уже и есть) на всех полицейских плакатах юга страны — от Флориды до Нью-Мексико. Старый Александр Жиру уж позаботится об этом. А Мэтью Маккриди и Мэтью Морган — слишком похожие имена, чтобы он мог спать спокойно. Но теперь поздно жалеть — сделанного не поправишь. И он пообещал себе, что после того, как они с ней расстанутся, больше таких ошибок он делать не будет.

— А вам я бы не советовал называть себя Вереной, — сказал он, возвращаясь к разговору. — Как знать, может быть, вы снова наткнетесь на своих братцев.

— Я же вам сказала — никаких братьев у меня нет.

— Вы понимаете, о чем я говорю.

— Во всяком случае, я не хочу быть Бесс, даже если это и имя вашей матери. Просто оно само по себе мне не нравится.

— Я более чем уверен, что та парочка с поезда запомнила, как я вас называл.